Для меня этот город показался откровенно тяжелым, даже грубоватым. Может, все дело в звуках, которые шли из порта, — старейшего в Европе, в пролетах улиц из портовых складов — однообразных и безликих. А может, впечатление изначально определили черные стаи байкеров — брутальных, стильных, недосягаемых для рядового немецкого обывателя (что же говорить про русского туриста, заблудившегося в недрах портового города); они мчались по автобану на огромной, ничем и никем не ограниченной скорости, готовые к новым завоеваниям. Или жесткость исходила от работниц местных борделей на Риппербан, в которых немецкая расчетливость сочеталась с деловитостью при полном отсутствии хоть какой-то миловидности, женственности.
После осмотра старой ратуши, местного озера с фонтанами, на берегу которого живописно расположились самые дорогие виллы Европы ( по цене в Швейцарии) мы, трое русских туристов-смельчаков, решили «опуститься на самое дно» портовой разгульной стихии, мечтая внедриться в пекло секс-меньшинств и посмотреть места «боевой славы» любимых кумиров. Вошли лишь по колено, трусливо ретировавшись при виде несимпатичного облика гамбургских путан. Никто и не собирался оставлять свое здоровье неведомо где, так уж, посмотреть, проникнуться, воскликнуть по-Станиславскому: » верю!», а потом рассказывать своим внукам о лихой молодости, как всегда сильно приукрашивая. Ничего не вышло — заведения оказались очень серьезными, конкретными, не терпящими шуток. Можно было остаться без денег, или еще без чего-нибудь. Вероятно, нам просто не повезло, и каждый дал слово когда-нибудь все посмотреть в Амстердаме. Я свое слово сдержала.
МЮНХЕН
Дважды посетив этот город, я никак не могла взять в толк, почему именно здесь зародился этот клятый фашизм. Да, архитектура серовата, без изящества, даже неуклюжа (сказывалась скупость немецких бюргеров, для которых меркантильно-прагматические мотивы перевешивали тягу к прекрасному), но ведь был нарядный Мариенплац со встроенными часами, величественные соборы и уютные кирхи. Сейчас это ловко возведенный новодел, так как девяносто процентов зданий Мюнхена было разрушено, но работа столь умелая, что отличить от старины невозможно.
Все встало на место в местной пивной, самой посещаемой и привлекательной для туристов, — «Хоф Брой Хаус». Она знаменита тем, что супружеская чета Ульянов-Крупская очень любили захаживать сюда. Не исключено, что радикальные идеи большевизма впервые возникли именно здесь, за кружкой превосходного напитка. Не знаю, в таких ли условиях крепло «коричневое движение», или в более кулуарно-интимных, но атмосфера мюнхенской пивнушки определенно действовала ободряюще. Пиво — ничего общего с нашей бодягой и даже европейскими консервантами — животворное, лишенное алкоголя, непостижимым образом эйфоризирующее. Музыка — сплошь веселые ритмичные мотивчики вперемежку с маршами, которые исполняли бодрые музыканты в коротких штанишках и лихо сдвинутых тирольских шапочках. Прекрасная кухня, без всяких однообразных белых колбасок, когда за очень скромные деньги можно было заказать бедро ягненка. Не могу назвать это восторгом, но довольное урчание сытого брюшка с авантюристическим намерением сделать «что-нибудь эдакое» точно появилось.
Уже много позже я методично просматривала документальные кадры факельных шествий, гениально снятых личным оператором Адольфа Гитлера — Лени Рифеншталь, читала различные версии автобиографии ефрейтора Шикльгрубера, погружалась в психоанализ сексуальности этого незаурядного злодея, проводила клиническую оценку возможной психопатологии. Было ясно: Мюнхен действительно что-то изменил.
Изменения стали очевидны, когда в экране моего телевизора появились кадры из фильма семидесятых годов о трагических событиях мюнхенской олимпиады, в котором главный герой по заданию Массада уничтожает исламских террористов, повинных в гибели еврейских спортсменов. Через тридцать лет Стивен Спилберг заснял ремейк этого фильма — «Мюнхен», в котором вроде бы та же фабула, описываются те же события, но отношение к происшедшему совсем иное. Если в старом фильме главный персонаж испытывает стыд за акты мести, на которые его сподвигли политики и в результате которых пострадали невинные люди, то в новом, довольно жестком фильме Спилберга, о раскаянии нет и речи, только — «око за око». Опасная тенденция.
ЗАМОК НОШВАНШТАЙН (БАВАРИЯ)
В Баварии много замков, но один из них поражает воображение своей сказочностью, это — Ношванштайн. Прошло уже 120 лет после трагической и загадочной смерти короля Людвига, создавшего этот шедевр. Еще в детстве он услышал легенду о Лоэнгрине, с тех пор романтические фантазии стали для него большей реальностью, чем скучная придворная жизнь с ее интригами, сплетнями, вероломством и тщеславием. Людвигу все это было неинтересно, поэтому он оставался одинок, а его символом, духовным фетишем стал лебедь — его изображение повсюду. Гуляя по дворцу ощущаешь, что находишься внутри резной деревянной шкатулки волшебника, или на подмостках театральной сцены, и все происходящее пронизано магией и печалью, и будто несмотря на всю сказочность конец уже предрешен.
Да, он был особенным, этот романтик — непрактичным, далеким от околопридворной суеты, вероятно, задумчивым, скорее всего замкнутым, в глубине души уязвимым и ранимым. Тем не менее он создал много дельных законов, опередив время (например, закон о страховании), был любим народом за мягкость и просвещенность. Но … как говорится «пришелся не ко двору», так как все свои деньги тратил не на кутежи, балы и баталии, а на возведение замков. Придворные, очевидно, смеялись над ним (играется в песочнице, строит замки!), а затем и вовсе решили от него избавиться. Увы, у талантливого человека как всегда не было поддержки, Людвига объявили сумасшедшим (тогда также использовали грязные технологии). Его смерть в глубине озера оказалась весьма кстати. Многие полагают, что это было политическим убийством.
С психиатрической точки зрения король Баварии действительно не был похож на других, выделяясь своей мечтательностью, эксцентричностью и даже чудаковатостью, что
характеризовало его как личность шизоидную, но именно благодаря этим чертам и появились архитектурные шедевры. Кто помнит имена меркантильных заговорщиков, взявших короля в плен и заточивших его в замке, а его творения до сих пор поражают людей (и, кстати, приносят немалый доход от притока туристов)!
БЕРЛИН
Этот город напоминает нашу отечественную столицу советских времен, но в улучшенной версии, с национальной и религиозной самобытностью (то есть с немецкой чистоплотностью и без православных храмов, хотя если бы в русских городах поберегли церковную красоту, то и национальной гордости было бы поболе, и самосознание воспарилось, и дух окреп, да и денег в державную казну от притока туристов прибавилось).
Многие недолюбливают Берлин (ровно, как и Москву), особенно в сравнении с непревзойденными столицами мира — Римом, Парижем, Веной, Будапештом, Прагой и даже Лондоном (он всегда стоял особняком, как и все Объединенное Королевство со своей закрытой для посторонних политикой). А вместе с тем, для русского менталитета он гораздо ближе и понятнее, чем все остальные: и по истории, и по достижениям, и по ошибкам. На русском троне сидело восемь немецких принцесс, а немка Екатерина Великая просто перекроила карту древней Руси, значительно расширив ее территорию. И опять же, с кем дружил гениальный Владимир Ильич? (Действительно, гениальный, в чем трагедия). С Карлом Либкнехтом, Кларой Цеткин, Розой Люксембург и другими немецкими товарищами. В какой стране он хотел поджечь пламя мировой революции? В Германии, в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году.
У нас и диктаторы похожи: Гитлер для немецкой нации был так же мил, как и Сталин для советских людей, — обе державы приняли их с восторгом, хотя были отдельные несогласные, за что поплатились концлагерями (наши Соловки и Калыма для внутренних политических противников были взяты за пример Гимлером — только для внешних). И стены мы возводили с одинаковым рвением, и разрушали их тоже; и страстный поцелуй Брежнева с Хоннакером тоже понятен для русского ума и не противен русскому сердцу (ну искренний же!). А очередь в Рейхстаг очень напоминает очередь на Красной площади.
Берлин еще понравился потому, что там не снесли памятник Алеше и не визжали по поводу памятника русскому солдату, что в чистоте и ухоженности русские могилы, ну а если Штази походил на КГБ, так это обычное дело (по сути, хорошая работа, квалифицированные кадры, ответственное исполнение, сейчас бы эти качества, может, и с терроризмом решили?!).
Поразительным было то, что декларируемой разницы между Восточным и Западным Берлином я не почувствовала! То ли они выравнялись (новоделы в Восточной части будут даже покруче устаревшего «Европа-центра» в Западной), то ли филогенетическая память нации сильнее воспоминаний последних десятилетий, и она не переставала быть единой. Трудно сказать, но город смотрится как единый комплекс с его Бранденбургскими воротами, Музейным островом, зоопарком, Александрплацем, летящей Эльзой в небесах, Тиргартеном и многим другим, очень интересным.
ДРЕЗДЕН
Почти все путешествия совершаются по внутреннему плану, который рождается согласно впечатлениям, полученным еще в детстве или юности. Неведомым карандашиком мы ставим галочки при посещении мест, являвшихся объектами подсознательных, а порой и вполне осознанных мечтаний. Какие ассоциации возникают при упоминании Дрездена? Дрезденская галерея, «Сикстинская мадонна», любвеобильный король Август, а еще разрушенный в войну город, великие полотна, найденные русскими солдатами в шахтах.
Попадая в Дрезден, надо настроиться на встречу с прекрасным и отогнать мысли о том, что практически все увиденное — дворец Цвингер, величественное здание оперы, знаменитая «церковь женщин» Фрауенкирхен — послевоенные новостройки, хоть и очень искусные. Для меня сделать это было непросто в силу правдолюбивого характера и нелюбви «к фальшивым бриллиантам». В свою первую поездку я рассматривала «старинный» дворцовый комплекс как роскошный макет, или как тщательно созданные театральные декорации к пьесе о легкомысленном короле, который, тем не менее, оставил после себя богатейшую коллекцию художественных полотен Тициана, Рембранта, Джорджоне, Ватто.
В памяти всплыли кадры из старого польского фильма «Графиня Козель», на который нас с подругой водила ее бабушка (просто была ее очередь, а следующий — «Граф Монте-Кристо» с мужественным Жаном Маре — кто бы мог подумать тогда, что он гей! — мы смотрели с моей бабулей в местном клубе). Встав напротив «дворца» фаворитки, похожего на многоэтажный доходный дом, я представила, как в богато украшенной карете подъезжает король Август. Их связь длилась восемь лет (огромный срок для ветреника!) и подкрепилась тремя детьми, но разве мужчину, тем более такого, удержит отцовство, ведь по самым скромным подсчетам у него было 354 внебрачных ребенка! Сейчас бы такая любвеобильность получила определение «эротомании», «сатириаза», «любовной зависимости», «промискуитетного поведения», но тогда его поступки были оценены как истинно королевские, ведь и французский двор не отличался целомудрием.
Вторая поездка оказалась менее фантазийной, но более предметной, так как я, наконец, увидела воочию сокровища Дрезденской галереи. Конечно, четырех часов недостаточно, надо посещать в течение нескольких дней, планомерно обходя залы. Это создавалось веками и собиралось во времена правления короля, которого за безудержный темперамент осуждала даже видавшая виды Европа. Одного они не знали: тяга к прекрасному полу была лишь частью его общего тяготения к красоте, и он оказался талантливым, умным коллекционером, наделенным хорошим вкусом. А ведь так часто бывает — за внешней легкостью порой скрывается одаренность, но это становится понятно лишь после смерти.
НЮРНБЕРГ
В отличие от грубоватого Гамбурга и сероватого Мюнхена этот город показался мне довольно нарядным, хотя известен он всему миру как место, в котором проходил эпохальный «Нюрнбергский процесс» (чудно: печатаю и вспоминаю, как запоем читала повесть Бориса Полевого «Нюрнбергский процесс»; это было давно, в другой жизни, когда вся страна заглатывала страницы «Роман-газеты» — страницы серые, не в пример нынешним, лишенные глянца).
Может, все дело в празднично-белых домиках «а ля Дюрер», (а именно в таком он и родился, именно к нему и ведут туристов в первую очередь)? Может, подобное восприятие вызвано кукольными магазинами, кукольным музеем и мастерской кукол? Или все дело в небольшой средневековой базарной площади, на которой и по сей день торгуют фруктами и сладостями? А может, ярко-красная герань — везде и повсюду — тому причиной? Трудно сказать, но, гуляя по пешеходным улицам старого центра, не верится, что вся эта старина была заново возведена после войны благодаря «немецкому характеру».
«Немецкий характер»! На него обратили внимание еще в тридцатые годы, описав немцев как «нацию ананкастов». Действительно, педантизм, аккуратность, скрупулезность, обязательность, исполнительность в сочетании с законопослушностью и уважением к власти присущи жителям Германии. Правда, некоторые намекают на экономность, и даже скуповатость, что, в целом, верно, но такое трепетно-бережное отношение к деньгам я наблюдала и у любвеобильных французов, и даже у темпераментных итальянцев.
