ИНДИЯ — ГОА
Индия — одна из наиболее запоминающихся стран. Конечно, Гоа — это не вся Индия, так же, как Хайнань — не весь Китай, и все же здесь много типично индийского. Это было заметно уже в местном аэропорту Даболим, куда прилетел наш Боинг. Окружающее озадачивало. Устаревшее здание с вентиляторами вместо кондиционеров, неторопливые индусы, пыльный шлейф из красной глины вслед проезжающим автобусам, колышущееся воздушное марево, нестерпимый зной.
Отель находился в северной части штата: осознанный выбор после посещения Христиании в Копенгагене — места постоянного проживания европейских хиппи, которые на зиму уезжали в свое культовое прибежище Гоа. Говорили, что юг побогаче, но на севере интереснее, впечатлений побольше, да и приключений тоже. Экстремальность отдыха стала очевидна по пути в отель: за окном высились горы мусора, яркими флагами висели выстиранные сари, из глиняных траншей — прямо в земле — выглядывали люди, рабочие из соседнего штата Карнатака, а местные волы — священные животные — лениво жевали полиэтиленовые пакеты. Экзотика!
По пути гид рассказывал об истории страны, ее религии, многочисленных богах, мои же спутники, русские туристы, громко выражали свое изумление увиденным. Парадоксы сбивали с толка: если страна столь бедная, то откуда так много достоинства у индусов? Если нет элементарных удобств, то почему так чиста и красива их одежда? Позже, привыкнув к местному колориту и приняв условия проживания в Гоа, я все же не переставала удивляться контрастам: откровенной нищете и невозмутимости жителей, сочетанию лени и упорства в их характере, безграмотности и необыкновенной талантливости.
Отель оказался вполне приличным — с многочисленными корпусами, ухоженными газонами, лазурным бассейном, в котором по вечерам отражались обвитые гирляндами кокосовые пальмы. Познакомившись с отельными служащими, я испытала еще один шок: это были образованные, вполне цивилизованные люди! На фоне сограждан, сидящих в придорожной пыли, они казались жителями другой страны. Вспомнились способные студенты-индусы, которым я вот уже пять лет преподаю психиатрию, а также те, которых я встретила в Лондоне, и нашелся ответ: Индия, она разная. Думаю, все дело в многовековой кастовости общества.
Местное население очень гордится своим происхождением, ведь они потомки португальцев! И правда, четыре с половиной века колониализма оставили зримый отпечаток на всем: католическом вероисповедании, архитектуре, характере. Житель Гоа никогда не будет заниматься черновой работой, это для выходцев из соседних, более бедных штатов. Конечно, не сахибы, но гудрон месить под палящим солнцем не собираются! Когда на пляже приезжая семья из дальних индийских штатов попросила меня сфотографироваться с ними, то я не поняла, зачем — незнакомые люди! Один англичанин, видя мое замешательство, объяснил, что для индусов такие фото — предмет поклонения: белый человек и стоит рядом, как равный…
Чем запомнилась Индия? Слонами в заповеднике, ручными обезьянами, Дудхсагарским водопадом с ледяной прозрачной водой, лавками с пестрым товаром (здесь и расшитые торбы, и разноцветные палантины, необыкновенной красоты сари, и резные поделки из камня, дерева, металла, а еще чай в сандаловых коробочках, украшения из самоцветов — всего не перечислишь). Раз в неделю развертывается ярмарка — дешевизна необыкновенная, товары на любой вкус! Ходишь, торгуешься, выбираешь сувениры, а в голове звучит ария индийского гостя: «Не счесть алмазов в каменных пещерах». Конечно же, приятно удивила индийская кухня; все готовится на один раз, а значит, свежее (причина проста и прозаична — жара и отсутствие холодильников): только что выловленная рыба на противне — «кингфиш», рис с карри, овощи, морепродукты, ананасовый сок. И все же, больше всего остального запомнился океан и белый скрипучий песок.
Пляжей здесь много: Кандолим, Калангут, Багатор, Арамболь — эти названия известны всем хиппи. Они на пляжах живут, снимая на сезон деревянные домики, на них медитируют, слушают музыку из категории «Гоа-транс», курят марихуану, общаются с себе подобными. Солнцепоклонники на берегу встречают и провожают небесное светило — длинная цепочка растягивается на десятки километров. Здесь эти люди полностью выпадают из социума. А порой и из времени.
Все началось в шестидесятых и продолжается по сей день. Музыка изменилась — сейчас она более космическая, а еще присоединились интернет-приглашения, интернет-информация и интернет-впечатления. В остальном, думаю, без особых изменений, ведь смысл происходящего не в психоделиках и даже не в музыке, а в образе жизни — «молодежь» всех возрастов бродит по пляжам, ездит на байках, зависает на транс-пати.
Я все же попала на одну вечеринку (осуществилась мечта старой хиппи!). Туда меня привел сорокапятилетний англичанин — одинокий и тоскующий по семье, которой у него никогда не было. Он рассказывал о своей маме шестидесяти пяти лет, из которых сорок пять она курит марихуану; о том, что он очень к ней привязан и потому тоже покуривает «травку»; о том, что его психиатр обнаружил у него депрессию и обсессивно-компульсивное расстройство, но принимать антидепрессанты он не собирается. Мы проболтали несколько часов, после чего он сказал: «Вы просто не представляете, сколько бы я заплатил в Лондоне за этот сеанс», на что я отозвалась: «Вы не представляете, что бы было с Вашей мамой, если бы она курила нашу анашу или гашиш. В России все по-другому». Он недоуменно поднял брови: «Что же Вы не переедете в Англию?». Я немного подумала и ответила: «Наверное, мне не хочется оставшуюся жизнь говорить на чужом языке».
Свои ощущения я спроецировала в рассказе «Гоа-сюрприз» (на сайте в рубрике «Неизданные рассказы»). В третьей части моей книги «Открывая матрешку» тоже есть выдержки о Гоа. Вот одна из них.
БИБЛИОТЕКА ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО РАССКАЗА
Из сборника «ОТКРЫВАЯ МАТРЕШКУ» ( часть III, «Ревность»)
ИЗМЕНА (фрагмент)
Из сборника «ОТКРЫВАЯ МАТРЕШКУ» ( часть III, «Ревность»)
ИЗМЕНА (фрагмент)
«Зал постепенно заполнялся посетителями, вскоре свободных мест уже не осталось. Фред (так он себя ощущал после Гоа) осмотрел пришедших — приличная публика! Умные лица, ироничные взгляды, мягкие жесты, тонкие полуулыбки, негромкий смех — непринужденность во всём. Легкий гул, нависший под потолком, означал одно — равные общались с равными, всё казалось вполне искренним, внешне, во всяком случае. «Фальшь, как стиль жизни, в цивилизованном обществе называется воспитанием», — подумал он. Это было одно из мест в городе, известное немногим, где люди встречались, налаживали связи, выясняли отношения, разрешали конфликты, задавали вопросы, получали ответы, обменивались информацией, назначали свидания, чтобы потом начать всё сначала.
Неподалёку сидела пара — приятного вида мужчина с худенькой девушкой, которая нехотя ковыряла вилкой в салате, брезгливо отбирая зеленные стручки. Фердинанд покосился на полногрудых близнецов, уплетавших одно блюдо за другим, и подумал,что в проявлении аппетита есть что-то животное, сродни похоти, и это порой отталкивает, словно в пищевой ненасытности кроется ненасытность сексуальная.
Девушка за соседним столом утомлённо откинулась, смежив веки, из—за чего её спутник с беспокойством коснулся вялой руки. «Он ещё с ней намается», — подумал Фердинанд, — «она так просто его не отпустит, вначале помучает досыта. Он — её пища». Девушка открыла глаза — они были огромными, глубокими, выделяясь на исхудавшем лице, своей сливовой чернотой. «Необычно, притягательно, но раздевать не хочется», — эта мысль показалась ему забавной. У входа его приятель Руслан беседовал с женщиной вдвое старше его, которая внимательно и напряженно слушала, время от времяни вставляя короткие реплики или кивая головой. Она отличалась от окружающей светской публики — было видно, что попала она сюда случайно и задержится здесь ненадолго. Женщина подняла голову, о чем-то попросив Руслана; тот мило поклонился, усмехнувшись краем губ, и кивнул в сторону их стола. «О чем они говорят?» — недоумевал Фердинанд. — «И кто она такая?»
— Вы не знаете её? — спросил он у Артура, указав глазами на пару. Его сосед задумчиво отпивал шампанское и не сразу отозвался.
— Нет, впервые вижу, — наконец ответил Артур Александрович. Было заметно что его мысли далеко отсюда.
Фердинанд еще раз взгянул на Руслана — его лицо почти не загорело. В памяти вспышками высветились картинки: огромное алое солнце, падающее в океан; цепочка людей, замерших на песчанной кромке в ожидании заката; унылые хижины на берегу и их обитатели — заспанная, небрежно одетая молодёжь с каскадом косичек на голове; культовое дерево, которому поклонялась толпа; цветная музыка в ночных пристанищах, а утром всё те же тела на пляже, жители коммун, — никуда не спешащие, забывшие о времени.
«Хиппи, гоа-транс, дреды, тату, баньян, битлз, гамаки, закаты, белый песок», — подумал он, — «визуальный ряд непрошенных ассоциаций, а среди всего этого несущийся из Арамболя мотобайк с двумя беспечными ездоками». Он вспомнил холодное прикосновение металла, строптивое фырканье мотоцикла, жаркое дыхание бурой земли вперемежку с соленным морским ветром, сильные руки, обхватившие его сзади; волнующее молодое тело, прижавшееся к его спине. Да, он был молодым, он поймал это состояние, впитал в себя ликующую энергию юности и на высоте забытого восторга услышал: «Фред, ты совсем как Джеймс Бонд!»
Вихрем проносились видения, — то ли сон, то ли явь: стаи собак бегают по пляжу, разгоняя одиноких волов; лицо Будды, вырезанное в прибрежном камне, печально встречает восход; белокурые девушки невинно плещутся на отмели — ни одна из близняшек не умеет плавать. (Господи, не родились же они путанами, когда-то и у них была чистота, любовь — или ему всё это кажется?!)
Послышался звонок мобильного, Фердинанд неохотно взял трубку-экран высветил имя Роксаны.
— Ты в Москве? — спросила она надтреснутым от унижения голосом.
— В Москве, — вздохнул он
— Всё изменилось, да?
— Я — другой. Вернулась молодость, а с ней кураж и юношеский драйв.
— Так не бывает, — не поверила она.
— Бывает, оказывается, бывает.
— Не обманывайся, природу не проведешь.
— Я не хочу никого обманывать, ни себя, ни тем более тебя. Бесконечная вереница женщин — требовательных, жаждущих, обидчивых. Устал.
— И я в этом ряду? — В голосе Роксаны прибавилось горечи. — Пресытился, нашел свежую девочку. Кто она — индианка или юная хиппи из лондонских предместий?
— Всегда была умной, — отметил он, — и образованной. В целом права- тема для меня новая, как и материал.
— Ты просто обкурился на тропических ландшафтах, — устало прозвучало на конце.
— Возможно, но не это главное.
— Это, — поставила точку Роксана. — Но здесь Россия, холода и одиночество — даже среди людей.
Фердинанд окинул взглядом окружающих, ничего не изменилось — те же приятные лица, оживленные возгласы, легких флирт, ни к чему не обязывающие разговоры. О чём она говорит?
— Каждый находит то, что ищет, — заметил он.
— Вот уж правда. Ты, я вижу, нашел. Когда мне отдать ключи от твоей квартиры?
— Оставь у охранника.
— В нашем доме его называют консъержем или привратником, — сказала Роксана.
Его вдруг вновь потянуло к этой женщине, которая могла быть такой интересной. И кто сказал что нельзя совместить несовместимое?!
— Не спеши, — мягко посоветовал он, — может, ты и права: всё, что было там — наваждение, дым над океаном, когда в него опускается солнце.
— Это дым марихуаны, — внятно ответила его женщина, и телефон отключился.