АВСТРИЯ

Вена

Кто-то  сказал: «Города как люди» — раньше я не понимала смысла этой фразы (может, не понимаю и сейчас), но мне кажется, что речь идет о характере. Всегда считала, что «моим»  городом  является  Лондон — так легко, комфортно и интересно там было, но  столица  Австрии перевернула представления об избранном городе, а значит, и о самой себе. Непонятным образом  Вена открывала самые светлые стороны личности, поднимала настроение, заставляя  петь и смеяться. И не только меня.

Где были написаны «Севильский цирюльник» и «Волшебная флейта», которые до сих пор удивляют поразительной  легкостью звучания?  Где был поднят на небывалую высоту жанр оперетты с появлением творений Легара, Штрауса, Кальмана (последний композитор родился в Венгрии, но во времена, когда она была частью Австрии)? Какой  город является родиной вальсов? Ответ очевиден —  Вена.

Ясным  майским  днем  город просто светился белизной: отражалось  на солнце огромное здание парламента с римско-греческими статуями, сияли  окна домов на Ринге, переливались многочисленные фонтаны в  имперской резиденции Хоффбурга, мимо проносились десятки карет, слышалась  музыка из ратуши — готовились к концерту.

Расцвет  городского строительства пришелся на время шестидесятивосьмилетнего правления императора Франца Иосифа, который любил  масштабность и помпезность  (как  его империя!), поэтому на площади  стоят два огромных идентичных дворца — ныне музеи. Здание знаменитой венской оперы, в котором ежегодно празднуют балы, тоже поражает своей красотой и размерами. А Бельведер — сказка! И все здесь величественное, почти сказочное, как история знаменитой императрицы  Сиси, о которой остались легенды после трагической смерти от руки террориста. Ее изображение повсюду: надменный взгляд, гордый поворот головы, стройная фигура, а главное — каскад волос, обложенный драгоценными стразами. (Кажется, что шумиха вокруг имени  Сиси несколько преувеличена, но это не так. Сегодня даже трудно представить, в какой роскоши жили имперские дворы, не говоря о самих императорах).

Моцарт, Штраус, Легар, Кальман — культовые  герои  Вены: ими восхищаются, перед ними  преклоняются, о чем свидетельствуют бесчисленные фестивали и  венские балы. Около их беломраморных памятников всегда фотографируются туристы. В разных частях города постоянно звучит их музыка, в ретро-кинотеатрах показывают фильмы:  «Голубой Дунай»,  «Сказки венского леса», «Веселая вдова»,  «Летучая мышь», «Сильва», «Марица».

Бельведер — дворец, в который непременно надо попасть, так как в нем  находятся золотистые полотна Климта. Этот художник  писал в стиле модерн, его картины на выставках  Сецессиона произвели фурор своим неприкрытым эротизмом. Он любил женщин — это видно по его работам; даже в приличных дамах света, внешне полных достоинства, он находил  нечто тайное, непристойное — томность во взгляде, негу  в  теле,  сродни страсти, а может, и похоти. Вероятно, он был моден, имел много заказов, так как  его настенные «фрески» обивают периметр потолка домашнего кинотеатра  летней резиденции  румынских королей в Пелеше (об этом я обязательно напишу, так как  дворец — вершина модерна).

Обычно в большинстве городов есть «туристические зоны» различной протяженности, которые созданы для обозрения и являются их историческим лицом; в новые кварталы лучше не заглядывать, дабы не испортить впечатления. В Вене все не так.

Необычной конструкции башней в центре города стала фабрика для обработки мусора; стеклянно-зеркальные падающие стены отражают удивительной красоты готический собор; совершенно уникален «цветной дом» с садами на балконах, выступах и крыше — Хундервассер. И это не новодел, ему немало лет, что свидетельствует об особом отношении к архитектуре в Вене.

В столице Австрии несколько сотен музеев, но посещение одного из них входило в разряд «профессионального долга психиатра» — это музей основоположника психоанализа Зигмунда Фрейда. Было странно слышать от гида, что здесь им не особенно гордятся, помня об отказе заплатить за жизнь сестер (» я недостаточно богат для этого» — якобы, эта фраза принадлежала «человеку-культу», «человеку-легенде», человеку, при жизни ставшему профессиональным фетишем психиатров и психологов двадцатого столетия). Вероятно, его соплеменники не могут простить и того, что он не слишком горячо относился к проблеме евреев в фашистской Германии, был отстранен от политики. На мой взгляд, все это не имеет никакого значения, когда речь идет о гении, чье мировоззрение, поступки, волеизъявление недоступны для понимания рядового обывателя.

Часто гениальные люди нарциссичны, но то, что поначалу кажется издержками «звездности», на самом деле является пониманием своей неординарности, несхожести с остальным миром, так как только гений может до конца осознать свою гениальность (на то он и гений!). Многие из них автономны, обособлены, самодостаточны и не особенно нуждаются в чужих подсказках. Все это характеризовало и Зигмунда Фрейда. Когда его ученики и последователи перестали встраиваться в прижизненный памятник, разрушая своим бунтом прочное здание нарциссизма, «отец психоанализа» отказался от них. И был прав! Он слишком много сил вложил в свое детище, подпитывая его чужими идеями, используя чужое влияние, авторитет и финансы. Физиолог Брюкке пробивал для молодого Сигизмунда-Шломо Фрейда гранты и стипендию, впоследствии найдя для него престижное место в крупнейшей европейской больнице; Брейер подарил ему идею о неосознанных механизмах истерии; швейцарский психиатр Юнг приложил значительные усилия для того, чтобы психоанализ стал явлением мирового масштаба. Со всеми ними Фрейд безжалостно расстался ради своего гениального учения. Вот уж действительно: «у царей не бывает друзей».

(А может, все не так? Может, он заранее знал о воодушевлении, которое охватывает при встрече со своим подсознанием? Об иллюзорности этого чувства и досаде при его остывании? О стремлении «наказать» психоаналитика, как источника разочарования? О провокационности метода и о том, что «отец психоанализа» когда-нибудь будет уничтожен своими «детьми»? Вероятно, знал, ведь он действительно был не такой, как все).

Дорогу к музею Фрейда найти нетрудно: памятник Марии-Терезы — Ринг и здание Парламента — великолепная ажурная ратуша и «садик Фрейда» — пара кварталов с переходом через дорогу к улице Бергассе — еще квартал до кафе «FREUD» и, наконец, подъезд дома номер 19. Музей на удивление беден и не интересен; из личных вещей едва наберется десяток, не считая мебели и знаменитой кушетки, остальное — фотографии, но и те неподлинные. Радует лишь одно — это действительно его квартира, рабочий кабинет и кресло. Знакомство с «психиатрическим богом» состоялось, гештальт насытился и почти закрылся. Окончательно с этой темой я разделалась, написав рассказ в книге «Безумие» — «Вена, Бергассе,19» и напечатав эти строки. (Или это очередная иллюзия?)

Зальцбург

Этот город является приграничным — в Зальцбург приезжают из Германии, но по своей сущности он далек от стандарта «погрангородка», так как знаменит на весь мир своей историей и людьми. Вообще, в «альпийские» города и страны бессмысленно прилетать на самолетах, к ним следует добираться по горным автодорогам — совершенно уникальным, так как сотни километров пути пролегают среди вершин и ущелий, в гигантских горных тоннелях.

Альпы — особая тема для путешественника. Они начинаются с юго-восточной части Германии, но в тех краях более равнинные, все еще напоминающие Тюрингию и Баварию, с гладкими лысыми холмами, среди которых выступают горные массивы и раскинулись уютные деревушки. Красотой австрийских Альп можно сполна насладиться по дороге из Зальцбурга в Филлах, по мере пересечения Австрии и приближения к итальянской части Альп, а уж там, через перевал, по пути Суворова к солнечной Италии. Австрийские Альпы ухожены так же, как и равнины: внешне заросшие дикие горы заканчиваются замками, подсвеченными со всех сторон. Частная собственность. Особенно интересно лицезреть облачные «нимбы» вокруг вершин, ближе к вечеру они выглядят несколько угрожающе, и чувствуешь себя как в сказке Гофмана, но при солнечном освещении все меняется.

Зальцбург невелик, всего несколько параллельных улиц вдоль реки, райский сад Мирабель, Собор и площадь вокруг него, аббатство святого Петра на возвышении, церковь Францисканцев, но главное — дом Моцарта, памятник Моцарту, многочисленные кафе и кондитерские, где культивируется  его образ. Здесь хорошо попить кофе, заедая шоколадной скрипочкой. Моцарт — популярный  бренд. Впрочем, показывают и дом Караяна, и  апартаменты Стефана Цвейга, и место проведения знаменитого музыкального фестиваля (скромно — на улице, но в историческом  месте).

Дважды побывав в Зальцбурге, — в яркий солнечный день и дождливую погоду, — я не устала от него, так как город наполнен внутренней духовностью и внешним светом. О провинциальности не может быть и речи — Зальцбург  наряду с Сочи претендовал на участие в  летней олимпиаде.
Филлах — Фильдкирх

Филлах  и Фильдкирх — еще более  приграничные и скромные, символы всех небольших  городков по дороге, в чьих отелях ночуют туристы всего лишь раз. Проснешься за пару часов до завтрака, выйдешь в прохладу спящего города  и, не спеша, прогуляешься по  улицам, в который  раз удивляясь старине. На склоне горы, совсем близко от отеля, принимает первые лучи солнца замок —  громоздкий, некрасивый, сплошь из камня, с крошечными  оконцами. Кафка!

(Сделать главным действующим персонажем  уродливое, закрытытое со всех сторон строение,  мог только Франц Кафка. Он и сам был такой — непривлекательный и замкнутый, как его «Замок». Утверждают, что вся его нестандартность, весь талант исходил из  аутистической  предиспозиции  психического заболевания).
 Предвкушение  встречи с небольшим не менее увлекательно, чем с масштабным, так как дает возможность совершать собственные маленькие открытия. А еще привлекают… отели. Эти  временные жилища позволяют  раздышаться  нашему стародавнему «инстинкту свободы», когда переселение, кочевье было обычным занятием. (Однажды, во время  поездки, я поменяла восемь отелей  различных европейских стран — даже  это было  эксквизитным  явлением для оседлого человека!). Как психиатр, понимаю, что непреодолимое стремление к перемене мест указывает на определенную зависимость, что и лежит в основе путешествий, но если это не дромомания, не бесцельно-неприкаянное шатание по городам и весям, а наоборот, вполне продуктивный поиск, сопровождающийся высокой  активностью, комплексом позитивных эмоций, и приносящий  много знаний о мире, то «why  not?».