ИНДИЯ — ГОА

 Индия — одна из наиболее запоминающихся стран.  Конечно, Гоа — это не вся Индия, так же, как Хайнань — не весь Китай, и все же  здесь много типично индийского. Это было заметно уже в местном аэропорту Даболим, куда прилетел наш Боинг. Окружающее озадачивало. Устаревшее здание с вентиляторами вместо кондиционеров, неторопливые  индусы, пыльный шлейф из красной глины вслед проезжающим автобусам,  колышущееся  воздушное марево,  нестерпимый зной.

       Отель находился в северной части штата:  осознанный выбор после посещения Христиании в Копенгагене — места постоянного проживания европейских хиппи, которые на зиму уезжали в свое культовое прибежище Гоа. Говорили, что юг побогаче, но на севере  интереснее, впечатлений побольше, да и приключений тоже. Экстремальность отдыха стала очевидна  по пути в отель: за окном высились горы мусора, яркими флагами  висели выстиранные сари, из глиняных траншей — прямо в земле — выглядывали люди, рабочие из соседнего штата Карнатака, а местные волы — священные животные — лениво жевали полиэтиленовые пакеты. Экзотика!
       По пути гид рассказывал об истории страны, ее религии, многочисленных богах,  мои же спутники, русские туристы, громко выражали свое изумление  увиденным. Парадоксы сбивали с толка: если страна столь бедная, то откуда так много достоинства у индусов? Если нет элементарных  удобств,  то почему так чиста и красива их одежда?  Позже, привыкнув к местному колориту и приняв условия проживания в Гоа, я все же не переставала удивляться  контрастам: откровенной нищете и невозмутимости жителей, сочетанию лени и упорства в их характере, безграмотности и необыкновенной талантливости.
       Отель оказался вполне приличным — с многочисленными корпусами, ухоженными газонами,   лазурным бассейном, в котором по вечерам отражались обвитые гирляндами кокосовые пальмы. Познакомившись с отельными служащими, я испытала еще один шок: это были образованные, вполне цивилизованные люди! На фоне сограждан, сидящих в придорожной пыли, они казались жителями другой страны. Вспомнились способные студенты-индусы, которым я вот уже пять лет преподаю психиатрию, а также те, которых я встретила в Лондоне, и  нашелся ответ: Индия, она разная. Думаю, все дело в многовековой кастовости общества.
       Местное население  очень гордится своим происхождением, ведь они потомки португальцев! И правда,  четыре с половиной века колониализма оставили зримый отпечаток на всем: католическом вероисповедании, архитектуре, характере. Житель Гоа никогда не будет заниматься черновой работой, это для выходцев из соседних, более бедных штатов. Конечно, не сахибы,  но гудрон месить под палящим солнцем не собираются!  Когда на пляже приезжая семья из дальних индийских штатов попросила меня сфотографироваться с ними, то я не поняла, зачем — незнакомые люди! Один англичанин, видя мое замешательство, объяснил, что для индусов такие фото — предмет поклонения: белый человек  и   стоит рядом, как равный…

Чем запомнилась Индия? Слонами в заповеднике, ручными обезьянами, Дудхсагарским  водопадом с ледяной прозрачной водой, лавками с пестрым товаром (здесь и расшитые торбы, и разноцветные палантины, необыкновенной красоты сари, и резные поделки из камня, дерева, металла, а еще чай в сандаловых коробочках, украшения из самоцветов — всего не перечислишь). Раз в неделю развертывается  ярмарка — дешевизна необыкновенная,  товары на любой вкус! Ходишь, торгуешься, выбираешь сувениры, а в голове  звучит ария индийского гостя: «Не счесть алмазов в каменных пещерах». Конечно же,  приятно удивила индийская кухня; все готовится на один раз, а значит, свежее (причина проста и прозаична — жара и отсутствие холодильников): только что выловленная рыба на противне — «кингфиш», рис с карри, овощи, морепродукты, ананасовый  сок. И все же, больше всего остального запомнился океан  и белый скрипучий песок.

       Пляжей здесь много: Кандолим, Калангут, Багатор, Арамболь — эти названия известны  всем хиппи. Они на пляжах живут, снимая на сезон деревянные домики,  на них медитируют, слушают музыку из категории «Гоа-транс», курят марихуану, общаются с себе подобными. Солнцепоклонники  на берегу встречают и провожают небесное  светило —  длинная цепочка растягивается на десятки километров. Здесь эти люди полностью выпадают из социума. А порой и из времени.
       Все началось в шестидесятых и продолжается по сей день. Музыка изменилась — сейчас она более космическая, а еще присоединились интернет-приглашения, интернет-информация и интернет-впечатления.  В остальном, думаю, без особых изменений, ведь смысл происходящего не в психоделиках  и даже не в музыке, а в образе жизни — «молодежь» всех возрастов бродит по пляжам, ездит на байках, зависает на транс-пати.
       Я все же попала на одну вечеринку (осуществилась мечта старой хиппи!). Туда меня привел сорокапятилетний англичанин  — одинокий и тоскующий по семье, которой у него никогда не было. Он рассказывал о своей маме шестидесяти пяти лет, из которых сорок  пять она курит марихуану; о  том, что он очень к ней привязан и потому тоже покуривает  «травку»; о том, что его психиатр обнаружил у него депрессию и обсессивно-компульсивное  расстройство, но принимать антидепрессанты он не собирается. Мы проболтали несколько часов, после чего он сказал: «Вы просто не представляете, сколько бы я заплатил в Лондоне за этот сеанс», на что я отозвалась: «Вы не представляете, что бы было с Вашей мамой, если бы  она курила нашу анашу или гашиш. В России все по-другому». Он недоуменно поднял брови: «Что же Вы не переедете в Англию?». Я немного подумала и ответила: «Наверное, мне не хочется оставшуюся жизнь говорить на чужом языке».
       Свои ощущения я спроецировала в рассказе «Гоа-сюрприз» (на сайте в рубрике «Неизданные рассказы»). В третьей части  моей книги «Открывая матрешку» тоже есть выдержки о Гоа. Вот одна из них.
БИБЛИОТЕКА ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО РАССКАЗА
Из сборника «ОТКРЫВАЯ МАТРЕШКУ» ( часть III, «Ревность»)
ИЗМЕНА    (фрагмент)

«Зал постепенно заполнялся посетителями, вскоре свободных мест уже не осталось. Фред (так он себя ощущал после Гоа)  осмотрел пришедших — приличная публика! Умные лица, ироничные взгляды, мягкие жесты, тонкие полуулыбки, негромкий смех — непринужденность во всём. Легкий гул, нависший  под потолком, означал одно — равные общались с равными, всё казалось вполне искренним, внешне, во всяком случае. «Фальшь, как стиль жизни, в цивилизованном обществе называется воспитанием», — подумал он. Это было одно из мест в городе, известное немногим, где люди встречались, налаживали связи, выясняли отношения, разрешали конфликты, задавали вопросы, получали ответы, обменивались информацией, назначали свидания, чтобы потом начать всё сначала.
Неподалёку сидела пара — приятного вида мужчина с худенькой девушкой, которая нехотя ковыряла вилкой в салате, брезгливо отбирая зеленные стручки. Фердинанд покосился на полногрудых близнецов, уплетавших одно блюдо за другим, и подумал,что в проявлении аппетита есть что-то животное, сродни похоти, и это порой отталкивает, словно в пищевой ненасытности кроется ненасытность сексуальная.
Девушка за соседним столом утомлённо откинулась, смежив веки,   из—за чего её спутник с беспокойством коснулся вялой руки. «Он ещё с ней намается», — подумал Фердинанд, — «она так просто его не отпустит, вначале помучает  досыта. Он —  её пища». Девушка открыла глаза — они были огромными, глубокими, выделяясь на исхудавшем лице, своей сливовой чернотой. «Необычно, притягательно, но раздевать не хочется», — эта мысль показалась ему забавной. У входа его приятель Руслан беседовал с женщиной вдвое старше его, которая внимательно  и напряженно слушала, время от времяни вставляя короткие реплики или кивая головой. Она отличалась от окружающей светской публики — было видно, что попала она сюда случайно и задержится здесь ненадолго. Женщина подняла голову, о чем-то попросив Руслана; тот мило поклонился, усмехнувшись краем губ, и кивнул в сторону  их стола. «О чем они говорят?» — недоумевал Фердинанд. —  «И кто она такая?»
—  Вы не знаете её? — спросил он у Артура, указав глазами на пару. Его сосед задумчиво отпивал шампанское и не сразу отозвался.
—  Нет, впервые вижу, — наконец ответил Артур Александрович. Было заметно что его мысли далеко отсюда.
Фердинанд еще раз взгянул на Руслана — его лицо почти не загорело. В памяти вспышками высветились картинки: огромное алое солнце, падающее в океан; цепочка людей, замерших на песчанной кромке в ожидании заката; унылые хижины на берегу и их обитатели — заспанная, небрежно одетая молодёжь с каскадом косичек на голове; культовое дерево, которому поклонялась толпа; цветная музыка в ночных пристанищах, а утром всё те же тела на пляже, жители коммун, — никуда не спешащие, забывшие о времени.
«Хиппи, гоа-транс, дреды, тату, баньян, битлз, гамаки, закаты, белый песок», — подумал он, — «визуальный ряд непрошенных ассоциаций, а среди всего этого несущийся из Арамболя мотобайк с двумя беспечными ездоками». Он вспомнил холодное прикосновение металла, строптивое фырканье мотоцикла, жаркое дыхание бурой земли вперемежку с соленным морским ветром, сильные руки, обхватившие его сзади; волнующее молодое тело, прижавшееся к его спине. Да, он был молодым, он поймал это состояние, впитал в себя ликующую энергию юности и на высоте забытого восторга услышал:  «Фред, ты совсем  как Джеймс Бонд!»
Вихрем проносились видения, — то ли сон, то ли явь: стаи собак бегают   по пляжу, разгоняя одиноких волов; лицо Будды, вырезанное в прибрежном камне, печально встречает восход; белокурые девушки невинно плещутся на отмели — ни одна из близняшек не умеет плавать. (Господи, не родились же они путанами, когда-то и у них была чистота, любовь — или ему всё это кажется?!)
Послышался  звонок мобильного, Фердинанд неохотно взял трубку-экран высветил имя Роксаны.
—  Ты в Москве? — спросила она надтреснутым от унижения голосом.
—   В Москве, — вздохнул он
Всё изменилось, да?
Я — другой. Вернулась молодость, а с ней кураж и юношеский драйв.
Так не бывает, — не поверила она.
Бывает, оказывается,  бывает.
Не обманывайся, природу не проведешь.
Я не хочу никого обманывать, ни себя, ни тем более тебя. Бесконечная вереница женщин — требовательных, жаждущих, обидчивых. Устал.
И я в этом ряду? — В голосе  Роксаны  прибавилось горечи. — Пресытился, нашел свежую девочку. Кто она — индианка или юная хиппи из лондонских предместий?
Всегда была умной, — отметил он, — и образованной. В целом права- тема для меня новая, как и материал.
Ты просто обкурился на тропических ландшафтах, — устало прозвучало на конце.
Возможно, но  не это главное.
Это, — поставила точку Роксана. — Но здесь Россия, холода и одиночество — даже среди  людей.
Фердинанд окинул взглядом окружающих, ничего не изменилось — те же приятные лица, оживленные возгласы, легких флирт, ни к чему не обязывающие разговоры. О чём она говорит?
Каждый находит то, что ищет, — заметил он.
Вот уж правда. Ты, я вижу, нашел. Когда мне отдать ключи от твоей квартиры?
Оставь у охранника.
В нашем доме его называют консъержем или привратником, — сказала Роксана.
Его вдруг вновь потянуло к этой женщине, которая могла быть такой интересной. И кто сказал что нельзя совместить несовместимое?!
Не спеши, — мягко посоветовал он, — может, ты и права: всё, что было там — наваждение, дым над океаном, когда в него опускается солнце.
Это дым  марихуаны, — внятно ответила его женщина, и телефон отключился.

 Из «Библиотеки психоаналитического рассказа»
ГОА-СЮРПРИЗ

  — Иди ко мне!

Его медленная улыбка звала назад — туда, где еще недавно, как деревья в джунглях, сплетались их руки, и неясно было, кому они принадлежат; где, слившись телами, они превращались в одно индийское божество, и где напрочь забывалось время. Она сидела на песке со скрещенными ногами и курила, неумело затягиваясь сладким дымом.

— Что-то не понимаю, — послышалось ее недоуменное бормотание, — а когда будет обещанный кайф?

— Ничего не жди, все придет само, — посоветовал ее друг, — не надо контролировать, это мешает, а лучше иди ко мне. С первого раза все равно не получится.

Она  живо поднялась и юркнула  к нему на матрас.

— Соскучился? – шепнула в подмышку.

— Ужасно, прошло целых полчаса. Меня несет, и травка здесь ни при чем.

День заканчивался. Багровое светило спускалось в океан, сверкающими бликами отражаясь в воде и обещая покой солнцепоклонникам, которые зачарованно исполняли ежевечерний ритуал прощания.

-Sundown, миллионы лет одно то же. – Еле слышное бормотание утонуло в странной музыке, доносившейся с верхней площадки, – диджей ночного клуба готовился к очередному  пати.

Девушка посмотрела на солнце, которое уже наполовину погрузилось в океан, и перевела взгляд на противоположную часть небосклона – там появился изящный серп месяца.

— Никак не могу привыкнуть, — задумчиво сказала она, — все происходит одновременно.

— Да, — ответил он, — здесь нет борьбы противоположностей, мир и согласие. Восточная философия, все равно – индуизм, буддизм, или какой-нибудь даосизм. Нам их не понять.

Обняв подругу, он наклонился в поцелуе.

— Не зажимай рот, пропусти мой язык, — выдохнул, оторвавшись. – Учу-учу тебя.

— Я стараюсь, — доверчиво прошептала девушка.

— Да не старайся, дурашка, просто попробуй мои губы на вкус. Тебе понравится.

Стемнело. Постояльцы пляжа, еще недавно сидевшие напротив океана, разбрелись в ожидании ночных развлечений: то тут, то там слышались негромкие возгласы, смех, рокот отъезжающих байков, рваные звуки музыки из местных кафе. Семейные жители коммун, чьи хижины расположились на прибрежных склонах, неспешно возвращались в утлые жилища, чтобы                                                                                                                                                                                                                                                              уложить детей. Пляжи Арамболя, Вагатора, Кандалима ненадолго опустели, их обитатели готовились к иной жизни, полной неожиданностей для одних, (к ним относилась девушка), и привычной в своей непредсказуемости – для других  (ее друг был из последних). Лежа под пальмами, влюбленные слушали шум прибоя.

— Ты давно прилетела?

— Неделю назад.

— Целая неделя потеряна. – Он потрогал ее выцветшие волосы.

— Мама не хотела отпускать, еле подружка уговорила. Зимняя сессия была особенно тяжелой, я даже похудела, зубря анатомию.

— Так ты из медицинского?! Надо же, влюбился во врачиху!

Девушка засмеялась: — Я сейчас тебе сделаю укол!

— Лучше я тебе.

Он гладил ее шелковистую кожу, она вдыхала его солоноватый запах, он нежно вбирал мочку ее крошечного уха, наполняя горячим воздухом желания; она томно двигалась под его чуткими руками, подставляя для поцелуя шею, ямку ниже ключицы, разбухшие соски тугой переполненной груди; он медленно спускался губами вниз, и когда касался самого сокровенного, она смыкала бедра, боясь, что закончится эта мучительная в своей сладости игра.

— У тебя никогда не было оргазма? – Его глаза влажно мерцали в темноте.

— У меня никогда не было мужчины.

— Сколько же тебе лет?

— В апреле будет девятнадцать.

— Через два месяца. Выходит, я буду первым.

— Выходит,  но я уже целовалась с одним мальчиком, — заспешила девушка, — правда, было довольно противно: мокрые губы, тягучая слюна, искусал, придурок.

— Боишься, отсюда и отторжение. Иди ко мне, я тебя поласкаю.

Через час они уже весело поднимались к стоянке, где среди простеньких  мотобайков примостился его «железный конь».

— В Москве у меня Харлей, — засмеялся он в ответ на ее восторженный взгляд, — но здесь автопарк бедноват. Индия!

Она села сзади, обхватила руками его грудь и счастливо вздохнула, представив, как шикарно выглядит со стороны (стройная гибкая фигурка, развивающиеся  под теплым морским бризом волосы, загорелая кожа). Девушка всегда смотрела на себя чужими глазами и, правду сказать, ей нравилось увиденное. А еще она любила мечтать. Мечты занимали много  времени, но с ними было не одиноко. Однажды она поделилась с подругами; оказалось, что у нее есть единомышленницы, такие же летящие фантазерки, книжные девочки. (Мама говорила, что это пустое, воображение мешает обычной жизни, выдумки делают ее доверчивой и неприспособленной, но девушка знала – придет время, и ей все пригодится).

— Познакомлю тебя с друзьями! – услышала она крик своего друга. Ветер подхватил его слова и унес прочь – в морскую темень.

— У тебя их много? Они русские?

— Русские, но есть индусы, англичане, даже американцы. Я уже четыре месяца здесь обитаю.

— Чем занимаешься? На что живешь?

— Догадайся сама.

Она задумалась, пытаясь найти ответ, —  решение не приходило. (Мама всегда упрекала ее в наивности и простодушии, но девушка упорно отказывалась убивать в себе ребенка, наоборот, оберегала его, охраняла от внешнего мира, уверенная, что он еще всех удивит, надо лишь потерпеть).

Ее внимание привлекла семья хиппи – длинноволосые патлатые родители сплошь в фенечках, цветастых ожерельях, с льняными сумками на боку и девочка в белоснежной хламиде с узорной ленточкой вокруг лба. Коммунары неторопливо шли по обочине, молча взявшись за руки, отрешенные и сосредоточенные одновременно. Мимо на байках проносились совсем другие люди. В черной  вызывающей одежде – кожа и металл,  с устрашающими татуировками, они дерзко рассматривали из-под своих  банданов таких же лихих девчонок, обгоняя их на поворотах. Рядом промчались двое темнокожих  – на голове у них были заплетены десятки косичек-дредов, которые  развевались по сторонам, и оттого ездоки напоминали мифических чудищ, черных Медуз Горгон. То тут, то там шныряли индусы, постоянно что-то предлагая.  Никому до них не было дела, но это их не смущало. Здесь все казались независимыми, и все дышало свободой. Во всяком случае, на первый взгляд.

Отделившись от потока, влюбленные свернули навстречу музыке и огням – вечеринка уже началась. Подъезжающие оставляли свои байки на стоянке и в сопровождении верзилы-негра шли по проходам в небольшие, открытые сверху, но скрытые по бокам комнаты, где их встречали приятели и подруги. Там мерцали свечи, валялись без дела кальяны, повсюду  были раскиданы пуфы и лежаки. Дальняя площадка с видом на океан предназначалась для танцующих – открытая терраса  искрилась разноцветными лампочками, обвитыми вокруг стволов кокосовых пальм. Девушка на мгновение замерла, повернувшись в сторону музыки. Ее попутчик усмехнулся:

— Гоа-транс,  все для медитации и нирваны.

— Транс? Я что-то об этом слышала.

— Это такое состояние сознания под названием «я здесь и не здесь», перемещение в иные слои, другие миры. Транс – это отрыв духа от тела, созерцание себя со стороны, так как  сознание расщеплено, все равно, что рассматривать землю из космоса.

— Чудно! – зачарованно прошептала девушка.

— Чудно, — согласился парень, — а если прибавить психоделики, то и вовсе  нереально. Обычные трансы отдыхают, все превращается  в трип.

Трансы, трипы, психоделика, — девушка схватывала на лету, сказывалась цепкая память отличницы.

— Ага, трипы, это когда трава разговаривает, музыка сияет, пространство течет, и все вокруг как в королевстве кривых зеркал. Этакое путешествие в зазеркалье, — голосом гида объяснял парень.

— Не страшно?

— А чего бояться? Наоборот, забавно. Такое  обалденное ощущение!

Его подружка задумчиво прикрыла глаза, прислушиваясь к чему-то внутреннему, потом, вздохнув, покачала головой.

— Но ведь путешествие может быть лишь в одну сторону, а если обратно не вернешься, останешься в «зазеркалье»!

— Вряд ли, все возвращаются.

Рядом прошел высокий смугловатый мужчина средних лет. Его лицо заросло темной щетиной, волосы в мелких кудряшках были собраны в хвост, в горловине свободной рубашки просматривалась бурная растительность. Несмотря на внешнюю небрежность, он выглядел очень ухоженным.

— Хозяин клуба, — заметил парень, — я на минутку.

Мужчины обменялись рукопожатиями и о чем-то заговорили. Из-за шума подъезжающих мотобайков девушка не могла слышать их диалога.

— Из Питера приехала компания, жаждут острых ощущений. Наняли меня в качестве консультанта.

— Показывай хижину битлов, баньян, Будду на пляже – он особенно хорош на закате, своди к местному гуру.

— Этим их не удивишь.

— Ты знаешь, что подать на десерт.

— Кальяны, травка их не вставляют, нужно что-то свежее, трансцендентное.

— Меня всегда смешил этот термин, особенно при наличии завывающих интонаций.

— Изя, говорят, ты кандидат наук?

— Филологических. Знаешь мое полное имя? Азария.

— Мудрено.

— Родители учудили. Мама во время беременности писала диссертацию по древнееврейским именам, хотела даже Мордехаем назвать, это от халдеев, но папа выиграл у нее в споре. Так я стал Азарией. А эти питерцы – кто они?

— Преподы, научные сотрудники, пара доцентов, есть даже один профессор.

— Ясно. Тренькать на гитаре у костров им уже мало, девчонок этим не подцепишь, потянуло на  транс-цен-дент-ное.

—  Дело не только в девчонках. Тут два психолога развернули на берегу презентацию – набирают слушателей на тренинг. Грамотно работают, даже мне раскошелиться захотелось.

— Их дело. Может, и к лучшему – раскачают народ.

— Изя, так что мне подвезти: кокса, колеса, стекло?

— Нет, все-таки пушер есть пушер! Ты еще «крокодила» мне предложи! Сто раз тебе говорил: у меня приличное заведение, полное взаимопонимание с властями, но до определенной черты. Дальше — вонючая индийская тюрьма.

— Хорошо, ограничусь «натур-продуктом» — грибы, трава, растения.

— Вот и ограничься. Кстати, ты визу продлил? Сейчас не прежние времена, у наших возникли проблемы. Да-да, та самая тюрьма. А чтобы туда не попасть, придется отвалить кучу бабок.

— За меня не беспокойся.

Девушка тревожно следила за выражением лиц говорящих, а когда ее возлюбленный вернулся, робко предложила:

— Может, уедем? Что-то мне здесь неуютно.

— Да, — с досадой пинул пуф парень, — пошли, мы чужие на этом празднике жизни.

Они вернулись к мотоциклу, легко вскочили на сидения и полетели навстречу индийской ночи.

— Мне надо заехать еще в пару мест! – крикнул он под звук мотора. – Подождешь?

— Ты наркодилер? – негромко спросила его подружка.

Парень молча гнал по бурой земле и, казалось, не слышал ее слов. Наконец, остановившись на пустом перекрестке, он повернулся к ней и бросил:

— Догадалась. Только это в России все так громко и пафосно, здесь же просто – поставщик.

— По-другому зарабатывать нельзя?

— Смысл? Все равно кто-нибудь займет мое место – слишком велик спрос.

— Но ты же губишь людей!

Он иронично взглянул исподлобья.

— Какая ты правильная. Можно выпускать для агитации в ночные клубы – будешь пропагандировать здоровый образ жизни. Такие как ты не понимают толк в наслаждении.

Девушка прикусила губу и отвернулась. Обратно они ехали молча. Уже у отеля он виновато сказал:

— Прости, погорячился. У каждого своя жизнь, своя территория, свой кирпич, под который нельзя въезжать.

Вскоре послышался звук мотора, скрежет дорожной гальки, и все исчезло. Она смотрела в темное пространство, только что наполненное смыслом, и чувствовала себя ужасно  одинокой. Такое уже было в детстве, когда отец бросил маму. Еще утром семья весело шутила за завтраком, а вечером квартира опустела. Ничего же нельзя вернуть: счастье, покой, уверенность  вмиг пропадают с уходом одного человека!

Девушка оглянулась. Вокруг искрилось ликование. В нагретом бассейне, освещенном прожекторами, веселились отъезжающие туристы; в местном ресторане под звуки музыки праздновала приезд другая компания, их обслуживали юркие индусы, зарабатывая  деньги до сезона дождей. Все спешили жить, и только она осталась за бортом. «Такие как ты не понимают толк в наслаждении», — сказал он перед уходом. Значит, она действительно летящая, витающая в облаках, не способная получить земных радостей! («Спустись на землю, небожительница», — советовала мама).

Господи, как быстро! Еще час назад она чувствовала себя настоящей, еще час назад ее переполняла радость от приобретения того, что было утеряно в тот далекий вечер, когда ушел отец; еще час назад она казалась себе живой! И вот одна, и так будет всегда.

Обняв ствол пальмы, девушка всхлипнула. Вспомнились его шершавые губы, влажное горячее дыхание, подрагивающие пальцы, их нежное прикосновение, проникающий шепот в ночи и тихий призыв: « давай, я тебя поласкаю». Когда  уже не оставалось никаких  сил себя сдерживать, девушка горько заплакала. Неожиданно она почувствовала, что не одна. Знакомые губы отыскали ложбинку на ее шее, сзади обдало теплотой родного тела, и в промежутках между быстрыми поцелуями послышался его голос:

— Я вернулся.

— Ты никогда от меня не уйдешь? – еще всхлипывая, спросила девушка.

— Если сама не прогонишь, — ответил ее друг. Я привез тебе сюрприз, с ним ты никогда не будешь одинокой. Он даст тебе ощущение счастья.

Девушка повернула голову и увидела его протянутую руку.

ХХХХХ

Утро занималось медленно. Рядом с тонким серпом месяца появилось неяркое солнце. Амид смотрел на небо и лениво думал о том, что жить в Гоа  гораздо лучше, чем у него, в Карнатаке. Здешние жители ходят гордыми, задирают нос перед остальными, считая себя португальцами. Грязной работы чураются, живут туристами, а на полученные деньги учат своих детей в иностранных университетах. Вот и Шарма, местный полицейский, послал дочь в холодную Россию. Сатарупа – красавица, нечего сказать, а на английском болтает как дикторша телевидения, заслушаешься. Не успела прилететь домой на каникулы, как  все родственники потянулись к ней со своими болячками. Девочка добрая, терпеливая, сразу видно, что врач. Так ее воспитал Шарма. Он отличается от местных, не важничает, нет-нет, да и спросит о семье.

Кряхтя, Амид поднялся с продавленного лежака в глиняной мазанке, где кроме него жили еще трое рабочих из Карнатаки. Побережье, на котором он работал, находилось далеко в туристической зоне. Таким бедолагам  как он там не место, но  удалось устроиться уборщиком. Чего только не скрывалось в раскаленном песке! ( Это не воровство, за которое здесь строго наказывают, это – удача). Однажды ему особенно повезло. Убирая  последний лежак, он увидел здоровенного туриста, бессмысленно мотающего головой. Он что-то мычал и выкрикивал, наверное, ругательства. Рядом валялся набитый деньгами бумажник. Амид  встал напротив. Здоровяк икнул и выпустил из себя фонтан вонючей жидкости. Зрелище было отвратительным. Слегка протрезвев, незнакомец начал что-то объяснять по-русски (Амид уже научился различать этот язык), потом безнадежно махнул рукой и выпалил:

— Гоу ту хотел!

Амид понял, что тот просит проводить его до отеля,  и согласно кивнул головой. Они уже отошли на приличное  расстояние, когда он вспомнил о бумажнике и побежал назад. Вдогонку послышалось непонятное слово, которое почему-то запомнилось:«кудасука». Вернувшись, он протянул кошелек хозяину со словами «кудасука, кудасука!». Верзила захохотал, что-то произнес размягченным голосом, вытащил пачку денег и дал их Амиду. На них его семья прожила полгода.

На пляж он пришел вовремя, солнце уже показалось над океаном. Отдыхающих  почти не было, лишь владельцы прибрежных кафе расставляли столики да готовили пахучий рис, приправленный  кари. Он  приступил к привычному  занятию, растаскивая лежаки, зонты, убирая  остатки мусора. Прошло больше часа. Так долго ни один индус работать не будет, решил Амид и пошел отдохнуть в укромное местечко.

Там лежала девушка с длинными русыми волосами. Он хотел уже отойти, но что-то остановило: волосы незнакомки рассыпались прямо на песке,  и поза была какой-то неудобной. Неожиданно вспомнилась мама, когда он маленьким застал ее в такой же позе, но мамины волосы были аккуратно собраны на затылке. С тех пор он понял, что смерть – это неподвижность. Амид тронул девушку за руку. Ее ладонь была прохладной, на лице застыла улыбка, а глаза задумчиво смотрели в небо, где еще виднелся серп уходящего месяца. Он отпрянул от трупа и засеменил к ближайшему кафе. К счастью, там сидел  Шарма, он философски ковырял в ухе, что-то задумчиво бормоча.

— Привет,  Шарма, — поприветствовал Амид стража порядка. – Я нашел мертвую девушку.

— Ты что, спятил, или упился местного рома? – изумился тот.

— Пойдем, покажу.

Они, не спеша, побрели в то самое место, где под лучами солнца навсегда уснула незнакомка с дивными русыми волосами. Ничего не изменилось, она лежала в той же позе с вывороченной рукой.

— Мертва, — сказал опытный полицейский, даже не прикоснувшись к ней. – Надо сообщить в консульство, а это в Мумбае. И трогать нельзя, и туристы вмиг налетят, — почесал он затылок.- Так, ты тут стой, а я найду наряд. Они разъезжают по берегу на  машине — мой начальник катает  своего сына.

Сделав шаг в сторону, он недоуменно пожал плечами,

— Здесь никогда ничего серьезного не случалось. Неприятный сюрприз!

ХХХХХ

Девушка повернула голову и увидела протянутую руку.

— Сюрприз, — повторила она задумчиво.

Перед глазами мгновенно, как в сжатом фильме, промелькнули кадры: незнакомка, задумчиво следящая за поблекшим месяцем; двое индусов, склонившихся над ее трупом; огромное солнце, восходящее над океаном. (Что это: фантазии, видения, предчувствие?)

Она взяла в ладони лицо парня, нежно поцеловала его в глаза и прошептала:

— Выброси эту дрянь. Я – твой сюрприз. Никогда от тебя не откажусь.

(Мама всегда говорила, что это пустое, что воображение мешает обычной жизни, а выдумки делают ее слишком  доверчивой и неприспособленной.

Но девушка знала: придет время, и ей все пригодится).

ХХХХХ

Когда  через тридцать лет  она стояла в промозглой сырости осеннего кладбища и  смотрела  на  взъерошенную бурую землю, под которой скрылся ее первый мужчина (он все-таки ушел!), то невольно задавала себе вопрос: может, мама была права; может, надо было от него отказаться, отпустить в свою жизнь? Она повернулась к подруге и произнесла:

— Устала, хочу отдохнуть. Дотерплю до нового года, а потом полечу в Гоа. Всегда мечтала там побывать.