blackside

Из сборника психоаналитических рассказов «ПЕРЕВЕРТЫШИ»

— Иди ко мне!

Его медленная улыбка звала назад — туда, где еще недавно, как деревья в джунглях, сплетались их руки, и неясно было, кому они принадлежат; где, слившись телами, они превращались в одно индийское божество, и где напрочь забывалось время. Она сидела на песке со скрещенными ногами и курила, неумело затягиваясь сладким дымом.

— Что-то не понимаю, — послышалось ее недоуменное бормотание, — а когда будет обещанный кайф?

— Ничего не жди, все придет само, — посоветовал ее друг, — не надо контролировать, это мешает, а лучше иди ко мне. С первого раза все равно не получится.

Она  живо поднялась и юркнула  к нему на матрас.

— Соскучился? – шепнула в подмышку.

— Ужасно, прошло целых полчаса. Меня несет, и травка здесь ни при чем.

День заканчивался. Багровое светило спускалось в океан, сверкающими бликами отражаясь в воде и обещая покой солнцепоклонникам, которые зачарованно исполняли ежевечерний ритуал прощания.

-Sundown, миллионы лет одно то же. – Еле слышное бормотание утонуло в странной музыке, доносившейся с верхней площадки, – диджей ночного клуба готовился к очередному  пати.

Девушка посмотрела на солнце, которое уже наполовину погрузилось в океан, и перевела взгляд на противоположную часть небосклона – там появился изящный серп месяца.

— Никак не могу привыкнуть, — задумчиво сказала она, — все происходит одновременно.

— Да, — ответил он, — здесь нет борьбы противоположностей, мир и согласие. Восточная философия, все равно – индуизм, буддизм, или какой-нибудь даосизм. Нам их не понять.

Обняв подругу, он наклонился в поцелуе.

— Не зажимай рот, пропусти мой язык, — выдохнул, оторвавшись. – Учу-учу тебя.

— Я стараюсь, — доверчиво прошептала девушка.

— Да не старайся, дурашка, просто попробуй мои губы на вкус. Тебе понравится.

Стемнело. Постояльцы пляжа, еще недавно сидевшие напротив океана, разбрелись в ожидании ночных развлечений: то тут, то там слышались негромкие возгласы, смех, рокот отъезжающих байков, рваные звуки музыки из местных кафе. Семейные жители коммун, чьи хижины расположились на прибрежных склонах, неспешно возвращались в утлые жилища, чтобы                                                                                                                                                                                                                                                              уложить детей. Пляжи Арамболя, Вагатора, Кандалима ненадолго опустели, их обитатели готовились к иной жизни, полной неожиданностей для одних, (к ним относилась девушка), и привычной в своей непредсказуемости – для других  (ее друг был из последних). Лежа под пальмами, влюбленные слушали шум прибоя.

— Ты давно прилетела?

— Неделю назад.

— Целая неделя потеряна. – Он потрогал ее выцветшие волосы.

— Мама не хотела отпускать, еле подружка уговорила. Зимняя сессия была особенно тяжелой, я даже похудела, зубря анатомию.

— Так ты из медицинского?! Надо же, влюбился во врачиху!

Девушка засмеялась: — Я сейчас тебе сделаю укол!

— Лучше я тебе.

Он гладил ее шелковистую кожу, она вдыхала его солоноватый запах, он нежно вбирал мочку ее крошечного уха, наполняя горячим воздухом желания; она томно двигалась под его чуткими руками, подставляя для поцелуя шею, ямку ниже ключицы, разбухшие соски тугой переполненной груди; он медленно спускался губами вниз, и когда касался самого сокровенного, она смыкала бедра, боясь, что закончится эта мучительная в своей сладости игра.

— У тебя никогда не было оргазма? – Его глаза влажно мерцали в темноте.

— У меня никогда не было мужчины.

— Сколько же тебе лет?

— В апреле будет девятнадцать.

— Через два месяца. Выходит, я буду первым.

— Выходит,  но я уже целовалась с одним мальчиком, — заспешила девушка, — правда, было довольно противно: мокрые губы, тягучая слюна, искусал, придурок.

— Боишься, отсюда и отторжение. Иди ко мне, я тебя поласкаю.

Через час они уже весело поднимались к стоянке, где среди простеньких  мотобайков примостился его «железный конь».

— В Москве у меня Харлей, — засмеялся он в ответ на ее восторженный взгляд, — но здесь автопарк бедноват. Индия!

Она села сзади, обхватила руками его грудь и счастливо вздохнула, представив, как шикарно выглядит со стороны (стройная гибкая фигурка, развивающиеся  под теплым морским бризом волосы, загорелая кожа). Девушка всегда смотрела на себя чужими глазами и, правду сказать, ей нравилось увиденное. А еще она любила мечтать. Мечты занимали много  времени, но с ними было не одиноко. Однажды она поделилась с подругами; оказалось, что у нее есть единомышленницы, такие же летящие фантазерки, книжные девочки. (Мама говорила, что это пустое, воображение мешает обычной жизни, выдумки делают ее доверчивой и неприспособленной, но девушка знала – придет время, и ей все пригодится).

— Познакомлю тебя с друзьями! – услышала она крик своего друга. Ветер подхватил его слова и унес прочь – в морскую темень.

— У тебя их много? Они русские?

— Русские, но есть индусы, англичане, даже американцы. Я уже четыре месяца здесь обитаю.

— Чем занимаешься? На что живешь?

— Догадайся сама.

Она задумалась, пытаясь найти ответ, —  решение не приходило. (Мама всегда упрекала ее в наивности и простодушии, но девушка упорно отказывалась убивать в себе ребенка, наоборот, оберегала его, охраняла от внешнего мира, уверенная, что он еще всех удивит, надо лишь потерпеть).

Ее внимание привлекла семья хиппи – длинноволосые патлатые родители сплошь в фенечках, цветастых ожерельях, с льняными сумками на боку и девочка в белоснежной хламиде с узорной ленточкой вокруг лба. Коммунары неторопливо шли по обочине, молча взявшись за руки, отрешенные и сосредоточенные одновременно. Мимо на байках проносились совсем другие люди. В черной  вызывающей одежде – кожа и металл,  с устрашающими татуировками, они дерзко рассматривали из-под своих  банданов таких же лихих девчонок, обгоняя их на поворотах. Рядом промчались двое темнокожих  – на голове у них были заплетены десятки косичек-дредов, которые  развевались по сторонам, и оттого ездоки напоминали мифических чудищ, черных Медуз Горгон. То тут, то там шныряли индусы, постоянно что-то предлагая.  Никому до них не было дела, но это их не смущало. Здесь все казались независимыми, и все дышало свободой. Во всяком случае, на первый взгляд.

Отделившись от потока, влюбленные свернули навстречу музыке и огням – вечеринка уже началась. Подъезжающие оставляли свои байки на стоянке и в сопровождении верзилы-негра шли по проходам в небольшие, открытые сверху, но скрытые по бокам комнаты, где их встречали приятели и подруги. Там мерцали свечи, валялись без дела кальяны, повсюду  были раскиданы пуфы и лежаки. Дальняя площадка с видом на океан предназначалась для танцующих – открытая терраса  искрилась разноцветными лампочками, обвитыми вокруг стволов кокосовых пальм. Девушка на мгновение замерла, повернувшись в сторону музыки. Ее попутчик усмехнулся:

— Гоа-транс,  все для медитации и нирваны.

— Транс? Я что-то об этом слышала.

— Это такое состояние сознания под названием «я здесь и не здесь», перемещение в иные слои, другие миры. Транс – это отрыв духа от тела, созерцание себя со стороны, так как  сознание расщеплено, все равно, что рассматривать землю из космоса.

— Чудно! – зачарованно прошептала девушка.

— Чудно, — согласился парень, — а если прибавить психоделики, то и вовсе  нереально. Обычные трансы отдыхают, все превращается  в трип.

Трансы, трипы, психоделика, — девушка схватывала на лету, сказывалась цепкая память отличницы.

— Ага, трипы, это когда трава разговаривает, музыка сияет, пространство течет, и все вокруг как в королевстве кривых зеркал. Этакое путешествие в зазеркалье, — голосом гида объяснял парень.

— Не страшно?

— А чего бояться? Наоборот, забавно. Такое  обалденное ощущение!

Его подружка задумчиво прикрыла глаза, прислушиваясь к чему-то внутреннему, потом, вздохнув, покачала головой.

— Но ведь путешествие может быть лишь в одну сторону, а если обратно не вернешься, останешься в «зазеркалье»!

— Вряд ли, все возвращаются.

Рядом прошел высокий смугловатый мужчина средних лет. Его лицо заросло темной щетиной, волосы в мелких кудряшках были собраны в хвост, в горловине свободной рубашки просматривалась бурная растительность. Несмотря на внешнюю небрежность, он выглядел очень ухоженным.

— Хозяин клуба, — заметил парень, — я на минутку.

Мужчины обменялись рукопожатиями и о чем-то заговорили. Из-за шума подъезжающих мотобайков девушка не могла слышать их диалога.

— Из Питера приехала компания, жаждут острых ощущений. Наняли меня в качестве консультанта.

— Показывай хижину битлов, баньян, Будду на пляже – он особенно хорош на закате, своди к местному гуру.

— Этим их не удивишь.

— Ты знаешь, что подать на десерт.

— Кальяны, травка их не вставляют, нужно что-то свежее, трансцендентное.

— Меня всегда смешил этот термин, особенно при наличии завывающих интонаций.

— Изя, говорят, ты кандидат наук?

— Филологических. Знаешь мое полное имя? Азария.

— Мудрено.

— Родители учудили. Мама во время беременности писала диссертацию по древнееврейским именам, хотела даже Мордехаем назвать, это от халдеев, но папа выиграл у нее в споре. Так я стал Азарией. А эти питерцы – кто они?

— Преподы, научные сотрудники, пара доцентов, есть даже один профессор.

— Ясно. Тренькать на гитаре у костров им уже мало, девчонок этим не подцепишь, потянуло на  транс-цен-дент-ное.

—  Дело не только в девчонках. Тут два психолога развернули на берегу презентацию – набирают слушателей на тренинг. Грамотно работают, даже мне раскошелиться захотелось.

— Их дело. Может, и к лучшему – раскачают народ.

— Изя, так что мне подвезти: кокса, колеса, стекло?

— Нет, все-таки пушер есть пушер! Ты еще «крокодила» мне предложи! Сто раз тебе говорил: у меня приличное заведение, полное взаимопонимание с властями, но до определенной черты. Дальше — вонючая индийская тюрьма.

— Хорошо, ограничусь «натур-продуктом» — грибы, трава, растения.

— Вот и ограничься. Кстати, ты визу продлил? Сейчас не прежние времена, у наших возникли проблемы. Да-да, та самая тюрьма. А чтобы туда не попасть, придется отвалить кучу бабок.

— За меня не беспокойся.

Девушка тревожно следила за выражением лиц говорящих, а когда ее возлюбленный вернулся, робко предложила:

— Может, уедем? Что-то мне здесь неуютно.

— Да, — с досадой пинул пуф парень, — пошли, мы чужие на этом празднике жизни.

Они вернулись к мотоциклу, легко вскочили на сидения и полетели навстречу индийской ночи.

— Мне надо заехать еще в пару мест! – крикнул он под звук мотора. – Подождешь?

— Ты наркодилер? – негромко спросила его подружка.

Парень молча гнал по бурой земле и, казалось, не слышал ее слов. Наконец, остановившись на пустом перекрестке, он повернулся к ней и бросил:

— Догадалась. Только это в России все так громко и пафосно, здесь же просто – поставщик.

— По-другому зарабатывать нельзя?

— Смысл? Все равно кто-нибудь займет мое место – слишком велик спрос.

— Но ты же губишь людей!

Он иронично взглянул исподлобья.

— Какая ты правильная. Можно выпускать для агитации в ночные клубы – будешь пропагандировать здоровый образ жизни. Такие как ты не понимают толк в наслаждении.

Девушка прикусила губу и отвернулась. Обратно они ехали молча. Уже у отеля он виновато сказал:

— Прости, погорячился. У каждого своя жизнь, своя территория, свой кирпич, под который нельзя въезжать.

Вскоре послышался звук мотора, скрежет дорожной гальки, и все исчезло. Она смотрела в темное пространство, только что наполненное смыслом, и чувствовала себя ужасно  одинокой. Такое уже было в детстве, когда отец бросил маму. Еще утром семья весело шутила за завтраком, а вечером квартира опустела. Ничего же нельзя вернуть: счастье, покой, уверенность  вмиг пропадают с уходом одного человека!

Девушка оглянулась. Вокруг искрилось ликование. В нагретом бассейне, освещенном прожекторами, веселились отъезжающие туристы; в местном ресторане под звуки музыки праздновала приезд другая компания, их обслуживали юркие индусы, зарабатывая  деньги до сезона дождей. Все спешили жить, и только она осталась за бортом. «Такие как ты не понимают толк в наслаждении», — сказал он перед уходом. Значит, она действительно летящая, витающая в облаках, не способная получить земных радостей! («Спустись на землю, небожительница», — советовала мама).

Господи, как быстро! Еще час назад она чувствовала себя настоящей, еще час назад ее переполняла радость от приобретения того, что было утеряно в тот далекий вечер, когда ушел отец; еще час назад она казалась себе живой! И вот одна, и так будет всегда.

Обняв ствол пальмы, девушка всхлипнула. Вспомнились его шершавые губы, влажное горячее дыхание, подрагивающие пальцы, их нежное прикосновение, проникающий шепот в ночи и тихий призыв: « давай, я тебя поласкаю». Когда  уже не оставалось никаких  сил себя сдерживать, девушка горько заплакала. Неожиданно она почувствовала, что не одна. Знакомые губы отыскали ложбинку на ее шее, сзади обдало теплотой родного тела, и в промежутках между быстрыми поцелуями послышался его голос:

— Я вернулся.

— Ты никогда от меня не уйдешь? – еще всхлипывая, спросила девушка.

— Если сама не прогонишь, — ответил ее друг. Я привез тебе сюрприз, с ним ты никогда не будешь одинокой. Он даст тебе ощущение счастья.

Девушка повернула голову и увидела его протянутую руку.

ХХХХХ

Утро занималось медленно. Рядом с тонким серпом месяца появилось неяркое солнце. Амид смотрел на небо и лениво думал о том, что жить в Гоа  гораздо лучше, чем у него, в Карнатаке. Здешние жители ходят гордыми, задирают нос перед остальными, считая себя португальцами. Грязной работы чураются, живут туристами, а на полученные деньги учат своих детей в иностранных университетах. Вот и Шарма, местный полицейский, послал дочь в холодную Россию. Сатарупа – красавица, нечего сказать, а на английском болтает как дикторша телевидения, заслушаешься. Не успела прилететь домой на каникулы, как  все родственники потянулись к ней со своими болячками. Девочка добрая, терпеливая, сразу видно, что врач. Так ее воспитал Шарма. Он отличается от местных, не важничает, нет-нет, да и спросит о семье.

Кряхтя, Амид поднялся с продавленного лежака в глиняной мазанке, где кроме него жили еще трое рабочих из Карнатаки. Побережье, на котором он работал, находилось далеко в туристической зоне. Таким бедолагам  как он там не место, но  удалось устроиться уборщиком. Чего только не скрывалось в раскаленном песке! ( Это не воровство, за которое здесь строго наказывают, это – удача). Однажды ему особенно повезло. Убирая  последний лежак, он увидел здоровенного туриста, бессмысленно мотающего головой. Он что-то мычал и выкрикивал, наверное, ругательства. Рядом валялся набитый деньгами бумажник. Амид  встал напротив. Здоровяк икнул и выпустил из себя фонтан вонючей жидкости. Зрелище было отвратительным. Слегка протрезвев, незнакомец начал что-то объяснять по-русски (Амид уже научился различать этот язык), потом безнадежно махнул рукой и выпалил:

— Гоу ту хотел!

Амид понял, что тот просит проводить его до отеля,  и согласно кивнул головой. Они уже отошли на приличное  расстояние, когда он вспомнил о бумажнике и побежал назад. Вдогонку послышалось непонятное слово, которое почему-то запомнилось:«кудасука». Вернувшись, он протянул кошелек хозяину со словами «кудасука, кудасука!». Верзила захохотал, что-то произнес размягченным голосом, вытащил пачку денег и дал их Амиду. На них его семья прожила полгода.

На пляж он пришел вовремя, солнце уже показалось над океаном. Отдыхающих  почти не было, лишь владельцы прибрежных кафе расставляли столики да готовили пахучий рис, приправленный  кари. Он  приступил к привычному  занятию, растаскивая лежаки, зонты, убирая  остатки мусора. Прошло больше часа. Так долго ни один индус работать не будет, решил Амид и пошел отдохнуть в укромное местечко.

Там лежала девушка с длинными русыми волосами. Он хотел уже отойти, но что-то остановило: волосы незнакомки рассыпались прямо на песке,  и поза была какой-то неудобной. Неожиданно вспомнилась мама, когда он маленьким застал ее в такой же позе, но мамины волосы были аккуратно собраны на затылке. С тех пор он понял, что смерть – это неподвижность. Амид тронул девушку за руку. Ее ладонь была прохладной, на лице застыла улыбка, а глаза задумчиво смотрели в небо, где еще виднелся серп уходящего месяца. Он отпрянул от трупа и засеменил к ближайшему кафе. К счастью, там сидел  Шарма, он философски ковырял в ухе, что-то задумчиво бормоча.

— Привет,  Шарма, — поприветствовал Амид стража порядка. – Я нашел мертвую девушку.

— Ты что, спятил, или упился местного рома? – изумился тот.

— Пойдем, покажу.

Они, не спеша, побрели в то самое место, где под лучами солнца навсегда уснула незнакомка с дивными русыми волосами. Ничего не изменилось, она лежала в той же позе с вывороченной рукой.

— Мертва, — сказал опытный полицейский, даже не прикоснувшись к ней. – Надо сообщить в консульство, а это в Мумбае. И трогать нельзя, и туристы вмиг налетят, — почесал он затылок.- Так, ты тут стой, а я найду наряд. Они разъезжают по берегу на  машине — мой начальник катает  своего сына.

Сделав шаг в сторону, он недоуменно пожал плечами,

— Здесь никогда ничего серьезного не случалось. Неприятный сюрприз!

ХХХХХ

Девушка повернула голову и увидела протянутую руку.

— Сюрприз, — повторила она задумчиво.

Перед глазами мгновенно, как в сжатом фильме, промелькнули кадры: незнакомка, задумчиво следящая за поблекшим месяцем; двое индусов, склонившихся над ее трупом; огромное солнце, восходящее над океаном. (Что это: фантазии, видения, предчувствие?)

Она взяла в ладони лицо парня, нежно поцеловала его в глаза и прошептала:

— Выброси эту дрянь. Я – твой сюрприз. Никогда от тебя не откажусь.

(Мама всегда говорила, что это пустое, что воображение мешает обычной жизни, а выдумки делают ее слишком  доверчивой и неприспособленной.

Но девушка знала: придет время, и ей все пригодится).

ХХХХХ

Когда  через тридцать лет  она стояла в промозглой сырости осеннего кладбища и  смотрела  на  взъерошенную бурую землю, под которой скрылся ее первый мужчина (он все-таки ушел!), то невольно задавала себе вопрос: может, мама была права; может, надо было от него отказаться, отпустить в свою жизнь? Она повернулась к подруге и произнесла:

— Устала, хочу отдохнуть. Дотерплю до нового года, а потом полечу в Гоа. Всегда мечтала там побывать.