ШВЕЙЦАРИЯ

Кантон Тичино — Лугано

Поездка в Швейцарию была самой спокойной и умиротворенной,  причин тому  немало: и удивительные альпийские ландшафты, и  особая  атмосфера взаимоотношений, исходящая  из отказа от любых форм агрессии, что   продиктовано давним нейтралитетом страны; и, конечно, материальная обеспеченность коренного населения (а других сюда  не  пускают, если только за большие, ну очень большие деньги). Страна небольшая, но разнообразная. Наиболее экзотическим, совсем «нешвейцарским» местом являлся кантон Тичино, расположенный  в предгорье южных Альп. Несмотря на то, что Швейцария контролирует эту территорию больше пяти веков, дух здесь по-прежнему остался итальянским. До Милана рукой подать — всего восемьдесят километров по Луганскому озеру, поэтому  город  Лугано  чуть напоминал  Неаполь — та же сверкающая бухта, те же взгорья, на которых теснились дома под красными черепичными крышами; те же итальянцы со своими  пиццами, лазаньями,  домашним вином; та же  богатая субтропическая растительность, те же узкие извитые улочки.  Однако, существовало нечто традиционное, швейцарское — это многочисленные  банки, кондитерские и бутики.

  (Кантон Тичино являлся излюбленным местом отдыха знаменитых людей:  швейцарского  писателя Германа Гессе, чей «Степной волк» был чуть ли не первым гимном бисексуального расщепления личности; швейцарского психиатра Карла Юнга, чьи архетипы и коллективное подсознательное перевернули современную психологию и культурологию; швейцарского художника  Пауля Клее, чей экспрессионизм вызывал  порой оторопь — так все это казалось неожиданным;   чрезвычайно культурного и  образованного вождя  русской революции Владимира Ленина, чей недюжинный талант  был направлен на разрушение русской культуры.   Смотрела я на всю  эту «закордонную лепоту»  и думала: «Неужели  братоубийство, голод и брюшной тиф лучше мира,  благополучия и здоровья?»).

Посещение Лугано предварилось  прогулкой  на  караблике по озеру (вероятно, нет ни одной страны, где не предлагалось бы плавание на «корабликах»); затем гид провел обзорную экскурсию, которая началась с центральной площади  и направилась к собору Сан-Лоренцо, откуда открывался обзор города; потом по узенькой улице нас провели к средневековой церкви, где показали знаменитые по своей старине фрески. Завершилось все первым знакомством с  щоколадом, которого предлагалось в изобилии — по разной цене и качеству. Это был первый фетиш Швейцарии. Кофе оказался дорогим — от 5 до 10 евро за один глоток (в самой  Италии он стоил девяносто центов!), пришлось есть шоколад всухомятку.

Люцерн

Город, расположенный среди горных вершин на берегу озера Люцерн, очень живописный и запоминающийся, в основном, из-за популярного туристического бренда — горы Пилатус. Поднимают по канатной дороге, а спускают по зубчатой железной, почти отвесно, почти вертикально. Страшновато, но открывающаяся взору  панорама Альп служит вознаграждением за решимость. Город милый, особенно средневековая его часть. Чуть ли не символом Швейцарии  является самый старый в Европе деревянный крытый мост (семь веков!) и водонапорная башня. Это сооружение сродни Эйфелевой башне, Биг Бену или башне Кремля по частоте фотосъемок.

Как во всяком средневековом городе здесь есть своя ратуша, Винный и Зерновой рынки — так и видишь за поворотом национального героя Вильгельма Телля в забавном наряде тех лет. (Он является культовой личностью, который сразил злобного тирана, — вроде английского Робин Гуда.  В одном из путеводителей написано, что  легенда о нем «легла в основу формирования швейцарской национальной идентичности». Хорошо  сказано!).  Интересна площадь Оленя, замечательны фонтаны и памятник «Умирающему льву», я же часа три побродила по блошиному рынку, что раскинулся на самом берегу, — обожаю ненужные вещи!

 А еще провела с полчаса у сырных лавок в поисках того самого сыра, который  станет наилюбимейшим. Чего только здесь не продавали! Сливочный сыр эмменталер с симпатичными дырками, ароматный аппенцеллер, полутвердый тильзитер, знаменитый сбринц, отдаленно напоминающий пармезан;  ну и конечно же, грюйер (по названию деревни, в которой расположена сыроварня, — и я там буду!). Сыр — второй фетиш Швейцарии.   

Берн

Берн — один из самых удивительных городов  мира. Во-первых, это столица страны; во-вторых, он довольно скромно заселен (чуть больше ста тридцати тысяч человек); в-третьих, город включен в список ЮНЕСКО; в-четвертых, он выглядит совсем по-домашнему, но одновременно изысканно.

В день нашего приезда начался нескончаемый дождь. В любом другом городе это было бы препятствием, но не в Берне, так как весь центр  находился под укрытием — шесть километров аркадных навесов, прилегающих  к живописным средневековым домам, надежно защищали от непогоды. 

За семь часов прогулки я ни разу не видела «живой земли» — все тротуары оправлены старинной брусчаткой. Жилища из серо-зеленого песчаника с башенками, шпилями, розеточными окнами; на фасадах — цветные фрески, посреди улиц многочисленные фонтаны: «Волынщик», «Мушкетер», «Пожиратель  детей», «Самсон», «Моисей», «Правосудие»; по бокам улиц, под навесами, кафе и пивные — прямо под землей. А еще множество старинных колодцев, башен. Особенно знамениты Тюремная и Часовая башни (часам около пяти столетий, а они ходят!).
Символ города — бернский медведь, его живой аналог сидит в Медвежьей Яме, что за мостом (почему-то вспомнился профессор Плешнер из черно-белого сериала семьдесят второго года — «Семнадцать мгновений весны», он  гулял по Берну и счастливо смеялся  при виде играющих  медведей). Как во всяком средневековом городе здесь есть  своя Соборная площадь, а еще Амбарная  и  Медвежья. Здание Парламента также расположено на площади, перед ним фонтан из двадцати шести струй — по числу кантонов; трижды в год члены парламента собираются на сессии, которые длятся по четыре недели  (швейцарская демократия — одна  из наиболее демократичных, так как построена не на борьбе правящей партии и их оппозиции, а на воле народа).
 
На улицах нет ни одного рекламного щита, отсутствует иллюминация, поэтому по вечерам кажется, что город пуст и заброшен. И действительно, в будни  горожане  рано ложатся спать, но по выходным вся жизнь переходит в подземные кафе и бары (когда-то там были амбары, и практичные жители Берна приспособили их к делу). Нас поместили в центральной гостинице «Метрополь», и  всю ночь уик-энда на   площади шумно развлекались обычно спокойные горожане.  Я стояла у окна и наблюдала за молодежью. Это был день моего юбилея — вдали от родных и близких, коллег и друзей — лучший день рождения за полвека.
Грюйер

Быть в этой стране и не посетить Грюйер — нонсенс, так как Швейцария без сыра, что Франция без вина. Известная сыроварня, где изготавливают самый любимый и популярный сыр грюйер, находится в маленьком городке (скорее, большой деревне). Здесь все пропитано сыром, чьи гигантские  головки расположились в ряд на полках для дальнейшего дозревания. Нас водили смотреть святую святых — саму сыроварню (вероятно, с  надеждой на массовые закупки продукта, но взять с собой пятидесятикилограммовый круг никто не решился). Тем не менее, именно здесь я окончательно прониклась «сырной религией»,  по возвращении купив «фондюшницу». Фондю — уловка бедных швейцарских пастухов и крестьян, направленная на то, чтобы не выкидывать объедки (ровно, как и пицца — выдумка прижимистых итальянских рыбаков). В расплавленный сыр макают кусочки старого хлеба —  вот и все. Правда, сыры могут быть разные, в этом отличие сортов фондю (за подобную «трапезу» в Люцерне с нас содрали по двадцать пять евро). И все -таки желание познать еще одну кухню мира было столь велико, что я решилась на раклет. Это получше: строгают твердый сыр, расплавляют,  поливают  им картофель, дают с маринованными луковичками.

 Грюйер — городок с одно-двухэтажными домами, мощеными улицами. По российским меркам заштатный,  но это Европа, поэтому он посещается чаще, чем наши «миллионники». Основной достопримечательностью является замок, куда и направлялись толпы туристов. Я туда не пошла, так как три часа драгоценного времени были предназначены для осуществления Мечты — посещения музея Гайгера.

HR GIGER! 


Художник, над чьим творчеством психиатры еще долго будут ломать головы: норма это, или патология? Обычно в библиотеке любого специалиста есть альбомы с рисунками душевно больных. В старинном шкафу времен Бехтерева (Владимир Михайлович работал в нашей больнице, неужели правда, неужели шкафы его?) также стоит атлас работ пациентов. Некоторые творческие изыски выглядят вполне невинно, другие — отталкивающе, даже отвратительно: из живой плоти торчат пружины, из глазниц вытекают глаза, вместо мозга — зияющая дыра. Ясно — безумие! Знакомство с творениями Гайгера переворачивает взгляд на норму, так как автор нашумевших картин легко совмещает живое и неживое, дробит тело на фрагменты, заменяет его части на гадкие червеобразные отростки и всюду, где можно (и где нельзя) подсовывает фаллические символы (да какие там «символы» — все очевидно и предельно брутально, не надо даже додумывать!). Словом, цепляет.

Впечатление от увиденного было столь ошеломляюще, что по приезде я написала книгу «Безумие», а затем еще одну — «Открывая матрешку» из «Библиотеки психоаналитического детектива». В них много проекции, аутоидентификации, подсознательных контрпереносов, элементов психологического эксгибиционизма, нарциссического укрупнения эго-структур, символического переживания детских психотравм, латентной агрессии и скрытой печали. А вдохновил меня Гайгер — он тоже ничего не боялся.

Монтре

Монтре — еще один город, который в путеводителях обозначен «швейцарской Ривьерой». Если выразить свое впечатление одной фразой, то она будет следующей: «Это — рай». Те, кто выбирал Монтре для проживания, понимал толк в наслаждении. Или  в покое. Или наслаждении в покое. Богатые виллы различного архитектурного достоинства на берегу прозрачного озера в окружении диковинных растений с видом на заснеженные вершины гор — вот что такое Монтре.

В получасе быстрой ходьбы по побережью находится Шильонский замок, он вырастает прямо из воды. Замок построен в тринадцатом веке, а в  пятнадцатом  к одному из столбов  подземелья был прикован узник, воспетый  Байроном в поэме «Шильонский узник» уже в веке девятнадцатом. Нам, жителям двадцать первого века, удивительно смотреть на все это мрачное великолепие. К своему стыду, я не смогла войти в подземелье так же, как когда-то не смогла переступить порог лондонского Тауэра.

Вероятно, это один из самых дорогих регионов  планеты; его могли себе позволить лишь избранные: Жан Жак Руссо, Игорь Стравинский, Чарли Чаплин, Владимир Набоков. О каждом можно писать отдельно — настолько незаурядными они были, но кумиром миллионов стал английский рокер персидского происхождения Фредерик Балсара  или Фредди Мекьюри. Те, кто в середине семидесятых услышал его «Богемскую рапсодию», уже никогда ее не забудут. Альбомы «Queen» наполняли нас силой, их бунтарски-непокорные девизы («We  are the champions!», «Show must go on!») вселяли  уверенность. 

Смерть  Мекьюри  стала трагедией для миллионов его поклонников, и для меня тоже. (И вот что удивительно: тридцать пять лет назад я ничего не знала о солисте «Квин» — не было ни видео, ни телепередач — только чарующий голос. До прорыва информационной блокады в середине восьмидесятых была уверена, что в «Рапсодии» пела женщина. Еще раз убеждаюсь: первые впечатления — самые верные;  нетрадиционная сексуальная ориентация проявляется рано и сразу же ощущается на подсознательном уровне). С тех пор мое отношение к гомосексуализму амбивалентное: гомофилия борется с гомофобией, любовь к ушедшему кумиру сочетается с яростью к тому, что его убило — его природной сущности. Свое отношение я выразила в творчестве.
Женева

 Женева — всемирно известный город Швейцарии — впечатляет прежде всего своим космополитизмом и эклектикой. Расположенный на берегу Женевского озера или Лемана, как любят его называть сами швейцарцы, окруженный со всех сторон французской территорией, город делится на левобережный и правобережный  районы, соответственно на Старый и Новый город. Женева раскинулась на западном  (точнее, юго-западном) берегу озера;  напротив, на восточном берегу, находится Монтре — туда-то и плывут туристические кораблики, по пути рассматривая роскошные виллы, дворцы и замки, что высятся на побережье Женевского озера.

Как правило, осмотр начинают с правобережья, на транспорте, так как эта современная часть  буквально  «нафарширована» штаб-квартирами международных организаций (их здесь насчитывается более двухсот пятидесяти)  — обойти пешком невозможно. Я сфотографировала здание Всемирной организации здравоохранения — неинтересной в архитектурном плане многоэтажной «стекляшки», в которой, тем не менее, обсуждаются эпохальные вопросы, принимаются важные решения. Белоснежный дворец Организации Объединенных Наций, построенный в тридцатых годах прошлого века, — тогда еще была Лига Наций — более выразителен. Огромный, помпезный, праздничный, он внушает уверенность в благоприятном исходе событий. А еще есть скульптура гигантского стула со сломанной ножкой (забавно!) и штаб-квартира Красного Креста (на самом деле, крест белого цвета, ноина красном фоне). Алые   квадратные флаги с крестом — еще один фетиш Швейцарии.

Левый берег виден сразу — из-за мощного, стосорокаметрового  фонтана, бьющего прямо из озера. Наряду с цветочными часами, знаменитый на весь мир фонтан — весьма популярный бренд города. Левобережье — это и исторические кварталы Старого города, и торговая часть с роскошными магазинами, бутиками и шоколадными кондитерскими; и деловые кварталы (банки!). Женева парадоксальна: в городе, известном своим пуританством и строгими нравами, проживает много иностранцев. Пуританство исходит из кальвинизма времен реформаторства. В семнадцатом веке город получил независимость от  католического влияния и приобрел репутацию «аскетического протестантизма». На протяжении нескольких веков здесь не поощрялись роскошь, наслаждение или просто удовольствие; любое проявление гедонизма считалось греховным; плоховато обстояло дело и с национальной толерантностью, но город с лихвой преодолел  эти проблемы — в настоящее время зарубежных гостей, гуляющих по набережной Лимана, не меньше, чем самих швейцарцев.

Пешеходная прогулка по старинной Женеве интересна и поучительна: взбираешься наверх по круто идущей дороге (Гранд Рю) к ратуше семнадцатого века, рядом со зданием Арсенала отдыхаешь на самой длинной, стодвадцатишестиметровой  деревянной скамье; набравшись сил, идешь к собору Святого Петра; любуешься фресками капеллы Маккавеев; потом заглядываешь на площадь Бург де Фур, что на склоне холма; по переулку направляешься к университетскому парку и стене Реформации (снимаешь фотографии — суровые кальвинисты, изваянные в белом мраморе); наконец, выходишь на людную Новую площадь. Можно передвигаться в обратном порядке с дальнейшим посещением Дворца ООН, но на это не хватает времени.

 Оно, это время, тратится на прогулку  по Нижнему городу — улице между Старым городом и озером;  прицениванию к швейцарским часам (дороговато, хотя процентов на тридцать дешевле, чем в российских крутых маркетах), приобретению самых доступных (все-таки, гарантия!), опять же объеданию шоколадом, покупке ненужных сувениров — колокольчиков, флажков, каких-то коров, тарелочек, «магниток», армейских перочинных ножей (ну уж это-то зачем?!). Набрав на приличную сумму пустяшных вещичек, садишься, счастливая, в уличном кафе и, не взирая на прейскурант (один раз живем!), заказываешь поесть. Посмотрев на выставленный счет, понимаешь, что может быть, слегка погорячилась.
Интерлакен

Интерлакен — означает «Межозерье», и действительно, это местечко расположено между двумя озерами у подножия горы Шильтхорн, к которому и стремятся все туристы. Высота горы без малого три тысячи метров, поэтому рассматривая ее вершину снизу, со стороны цветущей альпийской деревни, трудно поверить, что через несколько часов  окажешься на леднике. Швейцария гордится своими транспортными средствами — надгорными (канатная дорога, фуникулеры), горными (зубчатая железная дорога), долинно-луговыми (скоростные экспрессы), речными и  озерными (катера, яхты, экскурсионные кораблики).  А гордиться есть чем: точность, с которой приходят швейцарские поезда, сравнима разве что с точностью швейцарских часов. Особой гордостью являются бесконечные горы,  озера и водопады; здесь каждая тропа имеет столетнюю историю, каждый «дикий» перевал ухожен так, как  не ухожены клумбы в единственном городском парке какого-нибудь российского города. (В один из дней мы ехали по горному серпантину и попали под шквалистый ветер — явление редкое для  здешнего климата. Наискосок от дороги лежало упавшее дерево. Надо было видеть, как набросились на него швейцарцы — специальная служба в яркой экипировке. Не знаю отчего, но  у меня испортилось настроение).

Интерлакен — утопающий в зелени курортный городок, главная улица которого расположена между двумя вокзалами. В начале улицы, прямо напротив станции, можно увидеть оригинальный фонтан — огромный, из черного гранита постамент в форме куба, переполненный водой, струящейся вниз. По обе стороны от улицы отели, один — совершенно роскошный, с удивительной архитектурой,   ему  более двухсот лет. Раньше здесь отдыхали, чтобы насладиться красотой самого чистого в Швейцарии Бриенцского озера, сейчас, —  чтобы окунуться с головой в экстрим, — рафтинг, скайдайвинг, виндсерфинг, джампинг. В это трудно поверить, но предками этих  труднопроизносимых видов туризма были конные путешествия  1690 года, которыми увлекался местный правитель округа;  за ним в дальнейшем потянулись знаменитости: Гете, Мендельсон, Вагнер, Твен.

Подъем по канатной дороге на одну из вершин Юнгфрау — Шильтхорн интересен сменой ландшафтов: сначала повсюду цветущие солнечные луга, потом разнотравье  беднеет и появляются пролысины, затем  кое-где видны облака и туманность, скрывающие землю; в конце пути резко выныривают снежные вершины, ослепительно блестящие в лучах нового солнца. На пике нас ждал круглый  крутящийся ресторан, известный по фильму о Джеймсе Бонде. Можно поесть, или просто попить кофейку, или опять же на высоте впечатлений отовариться местными сувенирами. И как-то чудно все это: вот так стоишь среди снежных вершин под швейцарским флагом, смотришь на зенитное солнце, попиваешь дымящийся напиток и думаешь о том, что дома, наверное, уже соскучились…

Цюрих

Когда  едешь по Швейцарии, посещая с десяток городов и примечательных мест, то в конце пути  можно сбиться от избытка впечатлений и кажущихся  повторов: средневековые дома, церкви и соборы, многочисленные площади и фонтаны, посреди города обязательное озеро. И все-таки они, эти города, абсолютно разные, неповторимые, как по климату, расположению, так и по архитектуре и историческим особенностям. Лугано ассоциируется с  тропическими садами и итальянской негой, Люцерн всплывает в памяти горой Пилатус и самым старым деревянным мостом с водонапорной башней, Монтре — памятником Фредди Мекьюри  среди так им  любимой  альпийской благодати («What a wonderful world!» — строки из предсмертного альбома «Made in Heaven», сделанного в Монтре); Берн запоминается многокилометровыми аркадами  и десятками средневековых фонтанов (не говоря о медведях в Медвежьей Яме); Женева — цветочными часами и гигантским фонтаном, бьющим прямо из озера).

У Цюриха тоже есть свое историческое лицо, и еще какое! Три шпиля цюрихских церквей — Гросмюнстера, Фраумюнстера и церкви Святого Петра — видны со всех точек города. Как в Париже Эйфелева башня является непреложным ориентиром, так и в Цюрихе  шпили церквей не дают заблудиться. Конечно же, в водообильной Швейцарии и для этого города нашлось Цюрихское озеро и река Лиммат, на западном берегу которого примостились  запутанные  улочки средневекового города, а на восточном — Цюрих-вест — банки, магазины, бары, рестораны, кондитерские, клубы, музеи и театры.
Цюрихская  церковь Святого Петра знаменита  часами с самым большим в Европе циферблатом,  в старейшей церкви девятого века Фраумюнстер можно видеть сине-зеленые витражи Марка Шагала, а средневековые проулки района Шипфе дают полную иллюзию перемещения во времени. Если перейти через мост Мюнстер, то попадешь в восточную часть Старого города; и опять же дворики, фонтанчики, уютные кафе, булыжные мостовые.
Вот в таком месте, по улице Spiegelgasse, 14 в 1917 году жил Владимир Ильич Ленин. (Помню, нам, школьникам Советского Союза, надо было обязательно посетить «ленинские места» — в этом состояла гениальность советской пропаганды, которая сейчас, увы, безвозвратно утеряна. В моем родном городе Казани это был «дом-музей Ульяновых»; в Ульяновске, бывшем Симбирске, нас возили к мемориалу Ленина; в начальных классах мы рассматривали скудную обстановку домика в Кокушкино, что неподалеку от Казани; вместе с классом ездили в Ленинград и толпились около ленинского шалаша в Разливе; в Москве знали каждый экспонат музея Ленина. Цель была достигнута: в моем сознании Владимир Ильич  является выдающимся деятелем и просто  образованным человеком, бегло изъясняющимся на нескольких языках, владеющим пером и оставившим после себя множество эпистолярных трудов. Повзрослев, я обнаружила в вожде черты, которые сильно сужали размеры его гениальности: «черно-белую» логику, радикализм, непримиримость, равнодушие к человеческой жизни, стремление к достижению цели, невзирая на жертвы. Стало ясно, что именно он стал одним из авторов «красного террора», который впоследствии культивировался Сталиным  и уничтожил всю мою родню. Вначале  смерть полагалась за непокорность и инакомыслие, потом — неизвестно за что. Когда  я открыла для себя тему «Ленин в Польше» и «Ленин в Швейцарии» и увидела, в каком раю он писал свои прокламации и из какой благодати отправился разрушать Россию, то поняла очевидное: Владимир Ильич обладал «психологией террориста». Она сформировалась очень рано, еще в юности, после гибели брата, крепла на протяжении всей жизни,  иначе никак нельзя объяснить то удовлетворенное сладострастие, звучащее в кличе: «Террор  и только террор!». Конечно, он лелеял идею о всемирном счастье; не исключено, что он опирался на изначально неверный посыл о насильственном получении всеобщего рая через убийство  отдельных, но очевидно также и то, что ведущим в его бурной деятельности было абсолютно адлеровское  чувство — стремление к личной власти).
Дом, в котором проживал Владимир Ильич, остался без изменений — хорошо сохранившийся и отреставрированный. Как-то спокойно, без пафоса швейцарцы оставили память о чужом вожде, так же, как и знаменитый бар Одеон, в который он любил захаживать (странная гримаса истории: сейчас это «плешка» местных гомосексуалистов). Другим интересным совпадением стало то, что по соседству с ленинским домом, на той же самой улице, но только в доме номер один, где располагалось «кабаре Вольтер», зародился  цюрихский  дадаизм (были еще берлинский, кельнский, а потом и вовсе нью-йоркский дадаизм). Я не люблю это художественное направление, основанное на декларации бессмысленности и случайности всего происходящего и, в конце концов, вставшее в оппозицию сюрреализму. Не нравятся мне впечатления свидетелей газовых атак  Первой мировой войны — слишком много излома, уродства и озлобленной субъективности. И все же жаль, что мне не хватило времени посмотреть деревянные головы Софи-Тойбер Арп, что выставлены в цюрихском Кунстхаузе.
Выйдя из старых кварталов, попадаешь в Цюрих современный и проводишь несколько часов на пешеходной улице Банхофштрассе. Вот здесь-то и понимаешь, почему этот город занимает первое место в мире по уровню жизни, и четвертое — по числу банков. Действительно, Цюрих — город банкиров. Глядя на спешащих миллионеров, хочется мечтательно подвыть как Остап Бендер: «…и все в белых штанах!». Экипировка потрясающая: светлые брюки, темный элегантный пиджак, внешне скромный галстук с заколкой, конечно же дорогие часы и не менее дорогие цейсовские очки, кожаный портфель, того же цвета кожаные туфли и ремень. Не знаю, стала ли жизнь счастливее от такой «банкирской униформы», но то, что качественнее, не вызывает сомнений (страдать лучше в хорошей одежде).

В магазин швейцарских часов просто так, из любопытства, да еще в коротких шортах заходить не следует (хотя, кто может запретить!). Цены столь высокие, что лучше приобретать эксклюзивный товар в местах поскромнее. А вот  в знаменитую на весь мир кондитерскую «Шпрунгли» можно смело идти и покупать друзьям сласти. Российского туриста вычисляют по массовым закупкам, так как сами жители Цюриха берут по одной пралине — в розетке, с бантиком или с цветочком,  на вечернее чаепитие, так как товар это — штучный, рукодельный. Говорят, каждый швейцарец съедает в год больше десяти килограммов шоколада, и он им не надоедает! После посещения Швейцарии я по-другому стала относиться к  треугольному тоблерону, придуманному Жаном Тоблером, шоколадкам «нестле» и «линдт» по фамилии авторов-создателей. В конце концов, от шоколада повышается настроение!
В часе езды от Цюриха, рядом  с городком  Шаффхаузеном шумит самый широкий и самый низкий  в Европе  Рейнский водопад. Красиво. Говорят, сюда надо приезжать первого августа, в день национального праздника Швейцарии, когда  водопад и прилежащий берег освещается фейерверком. В этой стране все гармонично сочетается: история и современность,  города  и  непревзойденные  альпийские ландшафты, природа и люди.