blackside

Она все еще была привлекательна какой-то усталой прощальной красотой. Я смотрел на профессоршу с некоторым разочарованием: почему-то думал, что меня встретит женщина-вамп, тайная мучительница, психиатрическая стерва. На деле вышло наоборот: хождение по кабинету, заварка чая, поворот головы («попью зеленого – это вместо длинной тонкой сигареты…»)

— Почему вас все зовут «профессоршей»? – спросил я. – Профессорша – это жена профессора, как генеральша – жена генерала.

— Ага, правильно, — кивнула хозяйка кабинета. — Но это – не статус, это – прозвище. Все вытекает из детства, правда, потом туда же и затекает. Меня так прозвали за большие очки и вечную книгу. Очень умная была. – Она подошла к столику и попробовала чай на вкус. – Что у вас, рассказывайте.

— Ничего особенного. Что-то стал уставать – от мыслей, суеты, самого себя.

Я не знал, с чего начать. Это было личное, тайное, пожирающее изнутри.

Женщина осмотрела меня и бесцеремонно приказала:

— Встаньте, пожалуйста.

Встав перед ней во весь свой немалый рост, я почувствовал себя учеником на уроке физкультуры, или призывником на медкомиссии («будут измерять и взвешивать»). Как бы в подтверждении моих мыслей она пробормотала:

— Молодой, высокий, статный, с длинными красивыми руками, сухощавыми плечами, сильными ногами. Лицо голливудской кинозвезды.

Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, и почему-то не ощущал нелепости ситуации. Напротив, холодное перечисление моих достоинств успокаивало: сейчас меня оценят, промаркируют, выставят на продажу или придержат для особого случая, а может, внесут в коллекцию. Хорошо быть товаром в руках профессионала! Вот только ошибочка вышла, уважаемая, все перечисленное – фуфло, обманка, полное несовпадение экстерьера с интерьером. А значит, никакой вы не профессионал, а просто любитель – любитель чая.

— Женщины подходят к вам, — продолжала профессорша свой монолог, — смотрят снизу, прямо в глаза, приближаются к вашему роскошному телу, надеясь отщипнуть хоть частицу.

Она говорила, а я стоял, будто на суде, только там – приговор, а здесь – дифирамбы.

— Ваши глаза влажнеют, наливаются синевой, на губах появляется снисходительная усмешка – вам известно все наперед. Скажите, вы еще не называете их суками и похотливыми тварями?

Я наконец сел и медленно произнес:

— Еще нет.

— Как давно это началось? Хотя подождите, попробую угадать: полгода, год. Вообще-то раньше, но тогда все было по-другому, несерьезно.

— Несерьезно, — эхом повторил я, не веря, что так быстро все раскрылось. – Скажите, неужели это заметно? На мне что, тавро стоит?

— Ничего не видно, — успокоила женщина. — Мачо, самец-производитель, уверенный в себе ловелас.

— Тогда почему вы догадались, да еще так быстро?

— Не спрашивайте, — махнула она рукой, — мне это самой мешает, и чтобы отделаться от наваждения, не пугая людей, я включаю «дурака». Попробую рассказать вашу историю. Вероятно, вы считались самым видным парнем в классе: рост, голубые глаза и взгляд – долгий, изучающий, но это была приманка. На самом деле в вас таилась неуверенность, какая-то девичья трепетность.

Она сделала паузу, выжидающе взглянув на меня. Я согласно кивнул головой и произнес:

— Меня всегда раздирали противоречия, особенно в нежном возрасте появления первых поллюций.

Она продолжила: — Не знаю, от кого перешли эти черты – отца, который ушел из семьи, когда вам было пять лет («четыре», — поправил я ее мысленно), или мамы – женщины довольно своенравной.

Профессорша замолчала. Я понял, что пришел мой черед вносить коррективы.

— «Своенравной» – не то слово. Иногда она душила своими чувствами, а в другой раз – была простой и понятной.

— Ваша мама повторно вышла замуж?

— Нет. Появлялись какие-то мужчинки, но надолго не задерживались: то ли я не пускал, то ли сама не могла удержать.

— А отец?

— У отца новая жена – копия моей матери. Я не мог его понять – зачем уходить, если, в конечном счете, приходишь к тому же, от чего бежал?

— Скорее всего, вы посещали какую-нибудь секцию? Баскетбол, волейбол, плавание?

— Волейбол. На плавание опоздали, там группы набирались рано.

— Успехи?

— Почти никаких. Бегал, забивал, ездил в спортлагеря, но все влегкую.

— Подождите, — она сделала останавливающий жест рукой, — может, хотите чая, кофе?

— Нет, — усмехнулся я, — пью элитный кофе из Бурунди. Там мамины родственники работают в посольстве.

Зазвонил телефон. Профессорша отвлеклась на минуту. Я стал рассматривать кабинет – старый, с вековой пылью в щелях высоких шкафов, фотографиями бородачей. Психиатры, какие-нибудь знаменитости, корифеи – закрытые и обособленные, запертые в темные сюртуки. Наверное, и профессорша такая. Я по-другому взглянул на женщину, внешне беззаботно болтающую с невидимым собеседником. Она повернулась и вопросительно подняла брови. Положив трубку телефона, внезапно спросила:

— Вас там били?

— Вначале, потом перестали.

— Может, оттуда тревога?

— Может, и оттуда, но я никогда не ходил в «обиженных».

Мы молча смотрели друг на друга, пока она не произнесла:

— «Обиженный». Хорошо сказано. Человек, поймав кайф от обиды, дублирует ее в дальнейшей жизни. Смысл? Элементарный: можно вдоволь обижаться, как ребенок, жаловаться и обвинять. Потом вновь находить обидчика и вновь любить себя. Хорошо!

Меня поразила простота схемы. Мама, понял я. Вот так же винит всех и вся, а потом сидит в углу, упиваясь своими обидами.

— Почему это происходит?

— От недостатка любви. Если ее нет, то человек создает ее сам, жалея и любя себя. Самое интересное в том, что его невозможно насытить любовью, так как он по большому счету ее не хочет.

— Чего же он хочет? – спросил я оторопело.

(«Правда, чего, в конце концов, она хочет, требуя от меня любви и обижаясь на недостаток внимания»).

— Обижаться.

Она посмотрела в окно — там стояла удушающая июльская жара. Шум проезжающих машин смешался с дребезжанием трамвая, натужно взбиравшегося в гору. Последний рейс. Завтра его загонят в депо и навсегда разберут вековые рельсы.

— Вообще-то вы рассказали историю обид моей матери, — заметил я, — на меня, отца, жизнь, которая проходит без любви.

— Вообще-то я рассказала историю ваших обид, — отозвалась профессорша, — на мать, отца, жизнь, которая проходит без любви.

За последние годы я прочитал море литературы по психологии, перед приходом сюда скачал в Интернете все, что касалось моих страхов. До этой встречи был уверен, что ничего нового для себя не услышу. Что же, был не прав.

— А какое это имеет отношение к моей проблеме? – спросил я с вызовом.

— Хотелось бы сказать «прямое», но, увы, довольно косвенное. Давайте с самого начала. Итак, вы явились с единственной целью – избавиться от сексуальных нарушений. Они начались с ускоренного семяизвержения, не так ли? Вероятно, до меня вы ходили по разным специалистам.

— Где-то с полгода.

— Результата не было, — резюмировала женщина.

— Был,- отозвался я. – Эректильная дисфункция.

— Добегался, — пробормотала профессорша, заливая кипяток в новую порцию чая. – Ускоренное семяизвержение – это физиология в чистом виде, индивидуальная характеристика. Вас можно было бы назвать «быстрым». Такие мужчины обманывают партнерш сексом в машине или кабинете, разыгрывая сцену «побыстрей, пока не застукали». Изменить природное качество сложно, даже не стоит внедряться – все испортите.

— Уже испортил. – Мой унылый голос подтверждал безвозвратность утерянного.

— Слова «импотенция» произносить не буду, так как в нее не верю, — довольно искренне произнесла моя собеседница. – Конечно, если нет органа, или пережаты сосуды, тогда другое дело – против лома нет приема!

Эта горячая реплика почему-то меня уязвила.

— Вы уже произнесли его, — едко заметил я. – Можно было бы и поделикатнее, все-таки психотерапевт.

— Обиделся, — констатировала женщина. – Вот мы и пришли к тому, с чего начали. Обиды.

— Причем здесь это?

— Ни при чем. Я же сказала, прямой причинной связи нет – только косвенная. Обиды, полученные в детстве. Может, когда ушел отец? А ведь его выгнала мама! Или когда поколотили в спортлагере? Никто не заступился, потому что нет отца, а мамы никто не боится! А может, когда в гости пришел развязный красавчик? Как на него смотрела мама!

Кажется, я начал понимать, куда она клонит – недаром прочитал ворох психологической литературы. Пресловутая «доминирующая мать»!

Профессорша продолжала: — Илистое дно из обид – скрытая депрессия. Потом депрессия переходит в иную форму – телесную, сексуальную, но для этого нужны дополнительные обстоятельства.

Отвернувшись от профессорши, я пробурчал: — Психоанализ – грязная процедура.

— Грязная, — не стала возражать она. – К примеру, я бесконечно пью чай, а раньше курила сигареты. К счастью, бросила. Если попасть в лапы жестокого психоаналитика, то получится, что мои прежние сигареты – это фаллический символ.

— А чай? – спросил я заинтересованно.

— Жидкость. Думайте сами, что в психоанализе означает жидкая среда.

На улице внезапно все стихло. День сменился на сумерки. Надвигалась гроза. В кабинете стало невыносимо удушливо и темно.

— Сейчас хлынет,- сказала профессорша. – Поток жидкости после напряженного ожидания, нагнетание сменяется освобождением. Оргазм.

В небе сверкнула молния, зашумели деревья, тревожно шурша огромными, какие бывают только в разгар лета, пыльными листьями. Крупные капли упали на грязный асфальт, сворачиваясь, как на горячей сковороде. Потом стеной пошел дождь. Я смотрел на июльскую грозу и задумчиво произнес:

— У меня ощущение, будто исчез член.

Женщина молчала. («Наверное, пьет свою жидкость, получает оргазм»).

Она действительно возилась около столика, откуда вскоре пошел острый запах свежесваренного кофе. Очень хорошего кофе.

— Это из Ботсваны, — сказала она лукаво. – Там в посольстве работают мамины родственники.

Отхлебнув дымящегося напитка, я посмотрел на потоки воды за окном и засмеялся. Стало легко и просто.

— И все-таки, как обида связана с моими сексуальными расстройствами?

— Мать – источник первичной неосознанной обиды. Женщина, как воплощение матери – ненасытная, доминирующая, жаждущая проглотить вас целиком с вашим мужским достоинством. Иногда женщина воспринимается как кастрационная угроза – хочется либо быстрее с ней покончить, либо не начинать вообще. Надеюсь, последний вариант – не ваш.

— Зачем мне эти знания? – тускло спросил я. – Как они мне помогут?

Она легко согласилась.

— Рядовому обывателю это действительно ни к чему. Заглянуть в подсознание может не каждый. Большинство сопротивляется, причем, весьма активно. Страх – первопричина, потом он либо обрастает депрессией, либо активирует уже имеющуюся.

— Так и есть. В последнее время секс, да и сами женщины вызывают у меня страх. Вначале боялся облажаться, так как все происходило очень быстро. Потом мой дружок начал меня подводить, а сейчас вообще нет эрекции. В моих трусах лежит ненужный предмет.

— Ну уж, — мирно сказала профессорша, — зачем так драматизировать? Мочиться-то все равно надо!

— Разве что мочиться. Как в анекдоте.

— Все-таки депрессия. Посмотрите это, отметьте, с чем согласны.

Она протянула мне листы. Я внимательно прочитал текст, делая свои пометки. Женщина наблюдала за мной и едва слышно бормотала, мешая мне сосредоточиться. («Как я люблю свою профессию! Люди приходят в разных одеждах из страха, стыдливости, отрицания очевидного, самобичевания или обвинения, а остаются раздетыми, У обнаженных своя правда…»).

— Все, — сказал я, возвращая листы. – Что это?

— Критерии «депрессивного расстройства личности» по американской классификации. В российской его нет – полстраны тащит за собой груз застарелой депрессии, а нигде об этом не написано. Нет у нас депрессивных личностей! Все счастливы!

Профессорша иронично взглянула на меня поверх очков, будто я и был составителем той классификации.

— Ладно, ближе к теме. У вас что-нибудь совпало, хотя бы три пункта?

— Совпало. Все шесть пунктов.

— Значит, без антидепрессантов не обойтись. Выписываю один из них – победитель мирового конкурса антидепрессантов, так сказать, «золотой стандарт». Поднимет серотонин, уменьшит напряженность страхов.

Ливень за окном перешел в непрерывный моросящий дождь. Мы сидели в темноте, едва различая друг друга.

— А потенцию этот антидепрессант не снизит?

Хорошо, что в кабинете стемнело. Представляю, какой взгляд был у этой «искренней» женщины («а чего снижать-то»).

— Этот – нет.

— Неужели без таблеток не обойтись? – спросил я с досадой.

— Невозможно работать! – вдруг взорвалась моя собеседница. – Российское невежество пополам с паранойей!

Почему-то ее возмущение меня успокоило.

Наконец, дождь затих. В кабинете стало прохладно, потянуло сыростью. Профессорша включила светильники и задумчиво произнесла:

— Не все поддается лечению и исправлению. Существует «механизм вторичной выгоды: ни одно расстройство не появится и тем более не закрепится, если оно не имеет скрытой выгоды.

— О какой выгоде вы говорите?! В моем случае ее нет и быть не может!

— На самом деле и это удручающее обстоятельство имеет позитивный смысл, даже несколько смыслов.

— Каких же?

— Во-первых, мы с вами встретились по данной теме. Встреча почти эпохальная – поиск второй матери. Видно, пришло время. («Скромной ее не назовешь, — подумал я скептически. – «Эпохальная» встреча!»). И для меня наш сеанс имеет вторичную выгоду.

— Деньги? – перебил я ее.

— Какие деньги? Они зарабатываются в другом месте. Чувство могущества! Почти все психиатры грешат этим, иначе не работали бы за гроши. («Скажем, не совсем за гроши», — пробормотал я едва слышно). Когда за вами закроется дверь, я возьму ручку, написав на листе строки нового рассказа, который начнется так:

«Она все еще была привлекательна какой-то прощальной усталой красотой…».

— Ясно, — резюмировал я. – Вам это надо, чтобы вновь почувствовать себя живой. Боитесь забвения.

— Почти угадал, — сказала женщина, как-то по-новому на меня взглянув.

— А в моем случае, что «во-вторых»?

— Во-вторых, наш сеанс даст толчок новым процессам. Природа не любит пустоты – сексуальную недостаточность вы с лихвой компенсируете чем-либо другим.

— То есть полноценный секс мне уже заказан, – резюмировал я во второй раз.

— Разное бывает, — протянула она как-то неопределенно. — Мой вам совет: отойдите от этой темы, займитесь тем, что действительно у вас хорошо получается.

Все придет, но позже, в другом виде. Подозреваю, что есть еще «в-третьих», но это пока не важно.

ХХХХХ

С тех пор прошло много лет. Я последовал совету профессорши, но лишь после того, как оставил кучу денег проходимцам от медицины. Наконец, устав от бесплодных хождений, переехал в столицу, снял с другом комнату и через знакомого влился в одно очень популярное движение. С моими двумя образованиями, эрудицией и неутоленным самоутверждением я неплохо продвинулся по стезе общественных связей. Профессорша оказалась права – я действительно был «быстрым». Вероятно, помогли тома литературы, проработанной «в поисках утраченного смысла». А может, действительно «природа не любит пустоты». Я пробился в депутаты, стал известной личностью, и женщины по-прежнему мечтают заполучить меня. И все-таки, порой задаю себе вопрос: «Что же было «в-третьих?».

Комментарии можно оставить в разделе "Отзывы"