blackside

Персональный сайт Шайдуковой Лейлы Казбековны

Архив автора

ИНСТРУКТОР ПО ФИТНЕСУ

21.08.2025

ИНСТРУКТОР ПО ФИТНЕСУ

В тот день фитнес клуб был переполнен. Стайка девушек спешила на занятия по степ-аэробике, женщины среднего возраста следовали в зал для йоги, а зрелые, возрастные, направлялись на пилатес. В углу гремел металл, который «тягали» культуристы, в зеркалах тайно любовались своими бицепсами тренеры по бодибилдингу, все кардиотренажеры были заняты молодежью, сосредоточенно совершавшей свой пробег с наушниками в ушах. Вокруг клубилась спортивная жизнь, которую проживали арабы, индусы, китайцы, латиносы и темнокожие студенты многочисленных университетов. Словом, был разгар рабочего дня в самом популярном и демократичном спортивном заведении города, владельцем которого я являлся. Надо признать, мне нравилось мое детище. Здесь, как нигде, чувствовалась свобода и возможность присоединиться к радостной энергетике юности.

Я соответствовал духу и облику своего клуба: подтянутый, мускулистый без излишеств, ловкий в движениях молодой зверь с обаятельной улыбкой. Модная стрижка, крошечная серьга в ушах и скромная, но со вкусом наколотая татуировка дополняли образ. Меня никогда не увлекала гонка за дорогими шмотками, но спортивную одежду и обувь старался выписывать самых известных брендов, не жалея средств, которых вполне хватало для безбедного существования.

Мимо прошла юная «фитнес-фея» — живая реклама клуба, победительница многих соревнований. Впрочем, здесь работали одни рекордсмены и призеры. Девушка деловито помахала мне рукой, но, поняв, что приветствует своего работодателя, широко улыбнулась. Я в ответ подарил ей одну из самых ослепительных своих улыбок и незаметно начал ее рассматривать. Пожалуй, она была здесь лучшей. Высокое качество чувствуется сразу, его не надо распознавать и разгадывать – внутреннее чутье отзовется без промедления. Вообще, до конца оценить женщину можно только раздетой, лучше в горизонтальном положении. Давно подмечено, что лежа человек выглядит красивее. Но если «горизонтальное впечатление» совпадет с «вертикальным», то это большая удача. А если «говорящая» красотка окажется не хуже «молчащей», то это редкое явление, которое нельзя упускать.

Невысокая ростом, вся какая-то ладная, округло-гуттаперчивая, с нежным овалом лица и пухлыми детскими губами она излучала гармонию, которую не испортил даже спорт. Мне нестерпимо захотелось посмотреть ее всю, и я, не церемонясь, со словами «какие потрясающие кадры отобрал мой помощник» подошел к ней сзади. И не разочаровался. Центральной частью ее фигуры было сердце – именно так выглядела девичья попка, упруго и непокорно растягивающая тесные лосины. «Если еще не дура, то станет находкой»,- пришла мысль перед тем, как мы пошли в фитнес-кафе.

Я молод, но не настолько, чтобы прикосновение к очаровательной нимфе вызвало предобморочное состояние. И не настолько зрел, чтобы не почувствовать, как прилив возбуждения и знакомого азарта прошелся легкой рябью по телу. Все складывалось удачно. Ее разговор оказался весел и не тяжел, реплики остры и не обидны, смех заразителен и не вульгарен. Она была замужем и любила своего мужа. В чувствах не нуждалась, деньгах – тоже. Ее нельзя очаровать, невозможно купить. Но и отпустить тоже нельзя. Я уже вошел в раж и не собирался отступать.

Пикапером меня не назовешь – предпочитаю недолгие, но качественные любовные связи, легкость прерывания которых обеспечивалась дорогим прощальным подарком. Сколько девушек в нашем городе носило мои бриллиантовые украшения! Это в Америке кольца – символ обручения, а у нас – знак расставания.

Девчонка была особенной. Мы разговорились об искусстве. Когда она, мило скривив губы и склонив голову, сказала, что на картинах Климта все женщины типичной еврейской внешности, я застыл в изумлении с преглупым видом. «Вы так не считаете?», — спросила она с лукавой улыбкой. Вспомнив свое посещение венского Бельведера, золотые, блистающие в лучах полуденного солнца, полотна, я кивнул головой: «Юдифь» уж точно». Девушка на миг стала задумчивой: «Она такая ликующая, будто вместо головы Олоферна держит в руках спортивный приз».

И тогда я почувствовал, что влюбляюсь.

Мимо, в сторону женских раздевалок прошла женщина. Она насмешливо взглянула сквозь затемненные очки – вероятно, мой ошарашенный вид привлекал внимание. Усмехнувшись, слегка повернулась ко мне головой. «Знакомое лицо, но не из клуба», — подумал я. Одна моя часть влюблялась, медленно погружаясь в неведомое чувство, другая – отстраненно наблюдала за происходящим.

Стряхнув оцепенение, я повернулся к малышке: «Так это и есть ее приз – награда за вероломство. Юдифь наслаждается властью и победой. Кажется, что она соблазнила и убила Олоферна, спасая свой еврейский народ, на самом деле – исключительно из бесовского самоутверждения». В глазах девушки появился напряженный интерес. Она пристально, почти бесцеремонно рассматривала меня, молча цедила фруктовый коктейль и кивала головой. Что-то изменилось.

«Пойдем ко мне»,- прошептал я нежно и грубо одновременно.

«Нет, лучше ко мне», — произнесли ее губы.

ххххх

Время дискретно. Это я понял ночью, лежа на чужой супружеской постели и любуясь очертаниями девичьего тела. Часы сплющились в минуты, которые растянулись в часы. Наслаждение было острым и коротким. Оно было долгим и нескончаемым. Вероятно, так чувствуют наркоманы. Как им мне суждено было ждать каждую встречу будто первую. Одно беспокоило – моя любовь была женой другого.

«Почему ты пригласила к себе домой?», — этот вопрос тревожил и требовал разъяснения. — «Разлюбила мужа? Хочешь ему отомстить?».

Девушка положила ладонь мне на грудь, нежно погладила, потом крепко прижалась – вся, без остатка.

«На то есть своя причина. Я уже поняла: ты – мое все. Что бы ни делал, как бы ни поступал». — Она тихо засмеялась. – «Это пришло как прозрение, мгновенно. Думаю, останется на всю жизнь. Такое бывает».

«А ведь мы могли поехать ко мне? Кстати, где твой муж?».

«Он на дежурстве. Но ты прав. Эта кровать, где я потеряла свою девственность. Хочу, чтобы здесь лежал ты».

«Как у вас все непросто. Женщины! Значит, ты перечеркнула все, что предшествовало нашей встрече?»

«А что перечеркивать? Конфетно-букетный период, флирт, предложение, свадьбу? Мужчине не понять, как сильно девушка хочет семью, как мечтает стать женой!».

Я незаметно кивнул головой, вспомнив жалкие глаза некоторых пассий, примерявших мои кольца.

«Твой муж хорош в постели?».

«Может быть, не знаю – сравнивать было не с кем и не с чем».

«А теперь?» — (В каждом мужчине сидит тщеславный фавн, который бьет копытом и с ликованием заливается козлиным блеяньем).

«Сейчас все по-другому. Может, я – не твоя женщина, но ты – мой мужчина. Другого не надо».

За окном пошел мелкий дождь, зашумели деревья, подул теплый ветер. И неясно было, то ли это листья шелестели как бесшумные шаги, то ли отблеск фар от машин создавал причудливые силуэты на стенах, только мир стал иллюзорным, далеким и зыбким, потому что мы вновь окунулись в уже знакомое состояние, пойманное еще в фитнес-клубе.

Оно называлось страстью.

ххххх

Так прошла неделя, другая, наступило лето. Мы встречались у меня дома и, не спеша, утоляли свое неиссякаемое желание длинными июньскими ночами, когда ее муж был на дежурстве. Она меня не переставала удивлять. Все прежние девушки никогда, даже на высоте любовных утех не забывали о себе. Одни стонали, другие кричали, третьи управляли, иные терпеливо молчали. Эта же малышка доверчиво вверяла свое тело в мои руки и чутко реагировала на все желания. И при этом она была неопытна! Когда я сказал ей об этом, моя любовь смущенно ответила: «А муж называл меня «бревном холодным». От неожиданности я отстранился и покачал головой: «Он у тебя охранник, гаишник, мент? Такое заявление можно сделать лишь из-за садистической грубости, или профессиональной деформации. Зато теперь точно знаю, что я у тебя первый».

В один из июньских дней, когда клуб был почти пуст, я решил показать мастер-класс нашей молодежи. Конечно, весь спектакль предназначался ей, но мне была приятна оценка моих сотрудников. Спортивные врачи кричат, что секс ослабляет мужчин и подпитывает женщин, но ко мне это не относилось. За две недели я достиг неплохой физической формы. «Показательные выступления» подходили к концу, когда мне взбрело в голову поднять штангу. И тут случилось ужасное: что-то в спине взорвалось дикой болью, пронзило острым копьем самый центр мозга и не отпускало. Застонав, я с огромным трудом выпрямился, велел послать за помощником, чтобы организовал транспортировку в медицинский центр.

Все это время моя малышка обеспокоенно бегала вокруг нас и потерянно повторяла: «Позвоночная грыжа. Все пройдет. Надо сделать блокаду». Бросилась было за нами, но я жестом приказал остаться – мы понимали друг друга без слов. «Я буду на телефоне, звони обязательно, иначе не усну», — успела прошептать до того, как машина тронулась.

События того дня остались в памяти в виде отдельных островков среди океана нестерпимой боли. Из-за нескончаемых пробок в больницу мы добрались ближе к сумеркам. В полупустой коридор вышел доктор – усталый красавец в белоснежном халате с короткими рукавами и бейджиком на груди. Там были его регалии с именем известного на весь город невропатолога. Он внимательно меня осмотрел, пощупал поясницу, приказал медсестре принести шприц и сделал укол.

Не помню, сколько я пролежал на кушетке. Все это время мой помощник что-то оформлял, платил, выяснял. «Ну что, это надолго?» — кисло спросил я его, постепенно приходя в себя от боли – она стала слабее и не столь острой.

«Не знаю, врач сказал, что нужно сделать МРТ», — ответил он неопределенно. «Заплати», — кивнул я головой, — «Пусть обследует полностью. Другого случая не будет».

Меня положили на каталку, потом втиснули в аппарат, как в капсулу космического корабля, оставив в полном в одиночестве. Я широко открыл глаза и, упершись взглядом в цилиндрические стенки томографа, почувствовал себя лежащим в гробу. Измученный многочасовой болью, совершенно к ней не привыкший, запертый внутри, вспомнил все, что читал о клаустрофобии, боязни Гоголя быть заживо погребенным, панических атаках, которые возникают у некоторых чувствительных людей в лифтах. Оцепенев от страха, молил об одном, — чтобы этот кошмар быстрее закончился. Когда меня вытащили, то я напоминал космонавта после огромных перегрузок при посадке на Землю.

Тот самый доктор подошел ко мне и велел вновь лечь на живот. Умелыми точными движениями он обследовал спину, потом бросил: «Зайдите ко мне через полчаса – мне надо описать томограмму».

В коридоре было пусто. Лишь женщина в затемненных очках задумчиво ждала, когда ее пригласит красавчик-врач. Приветливо улыбнувшись, села рядом.

«Мы с вами периодически встречаемся в клубе, — заметила она, — вы ведь там инструктор?».

«Инструктор тоже», — кивнул я, не вдаваясь в подробности. — «А в другом месте мы не встречались?»

«Да, несколько лет назад принимали участие в телевизионной передаче. Речь шла о бодибилдинге, спортивной зависимости».

«Мир тесен», — заметил я, далекий от обсуждения темы зависимостей.

«Здесь отлично делают массаж, рекомендую – вправляют пролапсы и грыжи. У вас, видно, ущемлен нерв!».

«Вы невролог?», — спросил больше для проформы, чтобы унять тревогу, которая не отпускала, как и боль.

«Нет, психиатр, еще преподаю в университете».

«Психиатр мне как никогда необходим», — шутка получилась неуклюжей.

«Сейчас он многим нужен, или хотя бы психотерапевт. Вот и наш доктор учился у меня – даже специализировался на суггестии».

«На чем?»

«Внушении. Для работы в частном центре, где услуги стоят недешево, эти навыки весьма полезны».

«Зачем? Если болезнь есть, то она есть, никакого внушения не надо».

«Не все так просто. Некоторые состояния можно вызвать искусственно, и тогда пациент будет в полной зависимости от врача, исправно платя за мнимую «помощь». Этому явлению даже есть название – «ятрогения».

«Наш врач из таких?»

«Нет, у него хорошая репутация. Свое дело знает, да и от больных нет отбоя. Надо бы зайти к нему – поблагодарить».

«Он занят, смотрит мою томограмму».

«Подожду. Думаю, это ненадолго».

Прошло немного времени, и доктор позвал меня в свой кабинет. Внимательно посмотрев в глаза, он очень серьезным тоном сказал: «Даже не знаю, с чего начать».

Внутри меня что-то дернулось в нехорошем предчувствии – тревога, полученная в «капсуле», разлилась по груди и запульсировала рядом с сердцем.

«Смотрите! Видите это пятно – «минус-ткань» в поясничном отделе?

Я вгляделся в снимок и действительно увидел, что один позвонок отличался от своих собратьев.

«Что это значит?», — хриплый голос совсем перестал слушаться.

«Позвонок разрушился, почти растворился. Удивительно, что боль возникла только сейчас. Впрочем, встречаются бессимптомные случаи».

«Случаи чего?», — выдохнул я, страшась ответа.

«Рака», — просто и внятно произнес эскулап. – «Опухоль, онкология».

Он изучающе прошелся взглядом по моему смятенному лицу и размеренно, как-то безжизненно добавил: «Очаг может быть где угодно, но, судя по разрушению, метастазы найдутся и в других органах. Вероятно, терминальная стадия».

Я не мог поверить – так не бывает! Еще вчера целовал шелковистые волосы своей девчонки, думал о женитьбе (она попросила мужа о разводе), сегодня встретился с ней в клубе, провел чудесный летний день среди своих сотрудников, и вдруг какие-то дикие слова о болезни.

«Вы не ошиблись, может, стоит еще обследоваться?».

Врач сел напротив и раздельно, чтобы было понятно и дошло до таких олухов как я, произнес: «Метастазы разнеслись по всему телу. Они поразили печень, почки, кишечник, мозг. Один пустил рост в спинном мозге». Каждое слово проникало внутрь, лишая сил и желания бороться. Состояние, сродни ступору, овладело мной. Это было уже не отчаяние, а понимание конца.

И тогда парень добавил бесцветным голосом: «Вам осталось жить полгода. Вы похудеете. Станете желчным. Измотаете всех. Возненавидите близких. Тело наполнится болью. Смерть будет избавлением».

Он замолк и пошел к двери. Бросил в коридор: «Еще пять минут!».

Из кабинета я вышел без чувств. В голове рефреном звучала последняя фраза – «смерть будет избавлением». Женщина-психиатр, ожидавшая своей очереди, обеспокоенно взглянула на меня и тихо спросила: «Все в порядке?».

«Не в порядке! Не лезьте в чужие дела!», — услышала она в ответ.

«Самое время в них влезть», — невозмутимо возразила собеседница. Обессиленный, я обхватил голову руками и тихо застонал. С другого конца коридора спешил мой помощник. «Все еще болит?», — запыхавшись, спросил он. «Нет, уже отболело», — последняя фраза далась мне с трудом.

С усилием подняв свой тело, я направился к выходу.

ххххх

Следующие дни были посвящены завершению начатых проектов, улаживанию финансовых вопросов и бесконечным распоряжениям, которые я делал по телефону, превозмогая боль. Все это время для меня перестал существовать прежний мир – я не выходил из дома, не отвечал на знакомые звонки, не открывал двери своей девчонке. Иногда наступало знакомое раздвоение, возникавшее в экстремальных ситуациях, когда одна моя часть автоматически решала деловые проблемы, а другая – холодно-обреченно выбирала безболезненный способ избавления от жизни. Поздно вечером четвертого дня я вышел из дома, чтобы свести с ней счеты.

Коттедж находился в зеленом районе города – вдали от магистралей, недалеко от леса. Вот к нему я и направился. Неожиданно дорогу перегородила машина, из которой выскочила моя малышка. Обвив меня, как лиана, горестно запричитала: «Ты не брал трубку! Я каждый вечер дежурила около твоего дома, надеялась, что выйдешь и все объяснишь. Не бросай меня! Без тебя я не выживу!». С усилием расцепив ее руки, я бросился прочь со словами: «Не ходи за мной! Меня уже нет. Забудь!»

Я бежал в темноте, продираясь через придорожные кусты к лесу, когда послышалась музыка из сотового. Знакомая мелодия контрастировала с магической тишиной наступающей ночи. Телефон звонил долго и настойчиво, пока я не ответил. «Последний гештальт, который надо закрыть», — решил напоследок.

«Здравствуйте! Еле дозвонилась, — послышался оживленный голос на конце.– Этот номер мне дала инструктор из фитнес-клуба. Она обеспокоена вашим неожиданным, необъяснимым отсутствием. У девушки чутье как у зрелой женщины! Все в порядке?».

Вслушиваясь в уже знакомые интонации, я с горечью сказал: «Этот вопрос вы мне задавали четыре дня назад. Не в порядке! Ответ устроит?».

Женщина осторожно заметила: «В принципе, да, вы еще тогда советовали «не лезть в чужие дела», но я все же попытаюсь».

«Спасительница! Миссионерка! – и я грязно выругался, выплескивая накопившуюся ярость вперемежку со скорбью. – Нет своей жизни? Живете чужой?».

«Нет, — обезоруживающе ответила женщина. – Только профессиональная. Лишь она имеет смысл».

Мне стало стыдно и, чтобы загладить свою грубость, примирительно заметил: «Извините, просто вы меня застали в неудачное время, – потом, поколебавшись, добавил: — иду умирать».

«Почему-то я так и подумала», — послышался задумчивый ответ.

От неожиданности я остановился у кромки леса. Женщина продолжала: «По роду своей деятельности, да и просто по числу прожитых лет и встреченных на своем пути людей я стала распознавать тех, кто решился на крайнее — уйти из жизни. Вот и вы так выглядели…».

«Для этого была веская причина».

«У каждого есть своя причина. Даже тогда, когда ее нет».

Я опять разозлился. За кого она меня принимает? За истерика-психопата, который держит всех в напряжении угрозами смерти? За биполярника, упавшего в глубины депрессии? Или за невротика, который в надрыве накрутил себе проблемы?

«Видите ли, я умираю, — мой голос был едок и противен, контрастируя с содержанием сказанного. – Это выяснилось в том центре, когда врач показал мне томограмму. Запущенная онкология».

Тон женщины изменился. Она медленно произнесла: «Простите меня, было легкомыслием с моей стороны взять на себя функцию Бога».

«Да, со мной не все в порядке, но вашей вины в этом нет», — смягчившись, я великодушно отпустил ей грехи. («Глупая самовлюбленная профессорша!»).

«Я видела одну томограмму в кабинете невролога. Зашла к нему сразу же после вас. Это получилось случайно – из-за профессиональной привычки все подмечать. Она висела на светящемся экране. «Минус-ткань», расплавление позвонка. Мы это проходили в институте. Только мне и в голову не приходило, что снимок ваш! Мой бывший студент, сняв ее, размашисто написал фамилию «Геладзе». Вы не похожи на грузина».

«Какой Геладзе? Какой грузин?» — оторопело спросил я.

«Несчастный, кому принадлежит эта томограмма», — медленно произнесла собеседница, уже понимая, что действительно — совершенно случайно -выполнила функцию Бога.

И тогда, стоя на краю леса как на краю жизни, я облегченно, прямо в трубку, заплакал.

ххххх

Мы встретились уже на следующий день — моя малышка, не сдерживая слез, бросилась навстречу и повисла на шее, шепча: «Я чувствовала, что произошло ужасное. Исчез, пропал, не подпускал к себе! Больше не делай так!». Слегка поморщившись (поясничная боль все еще давала себя знать — ущемление, будь оно неладно!), я поцеловал ее и тихо, как в первый раз, сказал: «Пойдем ко мне».

Мимо пробежала старая знакомая. Помахав приветственно рукой, на ходу бросила: «Мои поздравления!». Я было рванулся вслед, но она отмахнулась со словами «Как-нибудь потом, занимайтесь своими делами» и скрылась в спортивном зале.

Июньский день показался каким-то особенным. За окном автомобиля светило нежаркое солнце, журчали городские фонтаны, пахло расцветающей липой, чьи клейкие листочки еще не успели запылиться. Мое восприятие было обострено случившимся. Я вернулся к самому себе, только обновленному.

Мы вошли в дом и, не спеша, как давние супруги, направились на кухню. Вывалив на стол мясо, зелень, фрукты, вино, я притянул к себе свою подружку: «Не будем спешить – теперь у нас впереди много времени». Она счастливо выдохнула: «До свадьбы еще долго, а я уже так прикипела к тебе, будто прожила целую жизнь».

Всю ночь мы ходили между кухней, где ели жареное мясо с зеленью и наслаждались красным терпким вином; верандой, где пили кофе и цедили коньяк; спальней, где ненасытно, неутоленно занимались любовью. Наши объятия были нежными, ласки – медленными, поцелуи – страстными. Из балкона, выходящего в цветущий сад, шел одуряющий запах июньских цветов. На рассвете мы побрели по росистой траве, вдыхая сырой воздух и ежась от прохлады.

«Ни о чем не жалеешь?» — спросил я, чтобы еще раз услышать ответ.

«Ты же знаешь, зачем спрашиваешь», — засмеялась моя девчонка.

«Ты была замужем, это я – свободная птица. Кстати, муж не очень возражал против развода?»

«Не стала тебе рассказывать, чтобы не докучать – вдруг передумаешь! – (она состроила потешную рожицу), но это было ужасное время. Он меня запирал, угрожал, мучил допросами, доставал звонками, эсэмэсками, один раз даже избил. Потом переключился на тебя: проследил, где ты работаешь, нашел твой дом, сказал, что убьет».

«Мент он и есть мент», — обнял ее, утешая.

«Почему ты решил, что он из полиции?»

«Грубый, жестокий, да еще пропадал на дежурствах».

«Не поверишь, мой бывший считается хорошим специалистом».

«И где же он работает?», — нотки ревности явно прозвучали в моем голосе.

«В знаменитом медицинском центре. Он известный врач-невропатолог».

Рубрика: Избранные статьи |

Обсуждение закрыто.

1996

21.08.2025

1996

В последние дни августа город суматошно готовился к празднику. Накануне народных гуляний повсюду развевались флаги, чьи полотнища то неистово метались под порывами ветра, то устало свисали вниз с фасадов домов, принаряженных к предстоящим торжествам. На наспех собранных подмостках шли репетиции. Вокруг сновали техники, деловито переставляя музыкальные колонки, рабочие сцены без устали таскали бутафорию. На одной из улиц, в самом центре, средних лет женщина рассматривала выставленные на лотке сувениры.

— Это авторская работа? – спросила она, ощупывая нежную кожу шкатулки, на которой красовался металлический герб.

— Конечно, единичный экземпляр, — ответил продавец. – Сам изготавливаю, сам сбываю. Возьмите одну, будете хранить в ней украшения.

— Пожалуй, положу в нее визитки, — произнесла покупательница, вытаскивая кошелек. – Благо есть повод, этой весной защитила докторскую. Самое время обновить статус.

— Юрист, педагог, технарь? – поинтересовался мужчина. – Я ведь тоже по образованию инженер.

— Медик.

— Тогда вы по праву можете считаться «докторшей»!

— В детстве меня дразнили «профессоршей»- за большие очки и толстые книги.

— «Докторшей» вы уже стали, осталось оправдать детское прозвище, — хохотнул продавец. — Сделаю вам скидку. Да и день сегодня праздничный. Все вокруг веселятся, радуются.

— Возможно, не все, — покачала головой собеседница. – Для кого-то счастье, а для кого-то печаль. Так устроен мир.

— Вы – женщина-философ, — сверкнул улыбкой мужчина.

— Я – женщина-психиатр, — в ответ засмеялась докторша. – А вас я запомнила по телепередаче с выставки ремесел.

— Было такое. Однако, какая же у вас удивительная зрительная память! Профессиональная, вероятно.

— Не только зрительная, — послышался легкий вздох, — вообще память. Помню многое, начиная с детства, и специальность здесь не причем.

На работу она пришла вовремя – в коридоре уже ждала молодая женщина, этакая «дама в черном»: облегающее короткое платье, открытые туфли на высоком каблуке, тонкие прозрачные чулки, элегантная шляпка, крошечная сумочка. В старинном особняке психиатрической больницы ее стройная фигура выглядела довольно эффектно. «Какая красотка, — без зависти подумала докторша. – Еще молодая, но со стилем. И лицо неглупое», а вслух сказала: — Здравствуйте! Вы ведь ко мне?

— Да, мне посоветовала подруга, чей муж лечился у вас от наркомании.

— Вылечился? – осторожно осведомилась докторша и тут же поспешно добавила: наркомания – болезнь серьезная.

— Представьте себе, бросил, но я по-другому поводу.

Они зашли в небольшую комнату, увешанную таблицами. Со стен смотрели безумные лица больных.

— В реальности все безобиднее, — бросила хозяйка кабинета. — Это для студентов, чтобы запомнили.

— В реальности все ужаснее, — отозвалась посетительница. — От сумасшедших знаешь, чего ждать, а вот как со здоровыми? Что с ними не так?

За окном послышались звуки настраивающихся микрофонов, возгласы рабочих, шум отъезжающих машин. Все были охвачены суетой вокруг пятилетнего юбилея «праздника города».

— Можно закурить? – спросила посетительница, вытаскивая пачку сигарет.

— Конечно, — рассеянно отозвалась докторша. – Какой оригинальный клатч. Все у вас красивое, только темное очень. Ваш стиль?

— Стиль.., — хмыкнула женщина. — После смерти мужа стала предпочитать темные тона. Но сегодня особый день.

— Ваш муж умер? Совсем же молодая!

— Убили. Расстреляли из автомата. Прямо на крыльце московского ресторана, в котором мы справляли мой день рождения. Говорят, что существует предчувствие. Вранье. Ничего нет. Я еще никогда не была так счастлива, как в тот вечер, танцуя с любимым человеком. Красивый, умный, мужественный. Мой муж.

Женщина глубоко затянулась, длинно выдохнула и, не выдержав, всхлипнула. Докторша не стала ее успокаивать, лишь отошла к столу, где благоухал любимый напиток. Неожиданно она повернулась к собеседнице и спокойно спросила:

— Ваш муж бандит?

— Был, — последовал ответ.

— Вы ведь не обиделись? И не за сочувствием ко мне пришли?

— Не обиделась. И не сочувствием сюда явилась. Ненавижу, когда жалеют.

— Тогда из-за чего?

Женщины пристально рассматривали друг друга: одна, выкуривая тонкие ментоловые сигаретки, другая, прихлебывая из стакана зеленый чай.

— Дайте-ка и мне сигарету, — потянулась за пачкой старшая. – Каково быть женой бандита?

— Уже вдовой. Это для других он был Шокар, а для меня – обычный человек. Только скрытный. Мы познакомились еще детьми, жили на отшибе города. Группировки только собирались, все было по-детски: пацаны, монтировки, драки «стенка на стенку, асфальт на асфальт», вопросы «ты с кем мотаешься». И одевались тогда без шика, даже наоборот, подчеркнуто убого: лыжные шапочки, надвинутые по самые уши, не по размеру большие куртки, широкие штаны. Не для понта, из бедности – младшие донашивали за старшими. Вот тогда и появились «возраста» — дети трущоб, озлобленная гопота. У большинства родители работали на местных заводах, многие пили, другие сидели.

Посетительница надолго замолчала.

Хозяйка кабинета, заполняя пустоту, тихо вставила: — У нас в классе был такой «неформал». Только рос он не в трущобах, а учился в элитарной английской школе. Отец у него служил очень крупным чиновником, чуть ли не министром. Мне парень нравился. Поняла это много позже, уже после его смерти. Убили совсем молодым. Неопознанным провалялся в морге больше месяца.

Женщина в ответ кивнула головой и расправила черный атлас платья – на ее пальце заискрился крупный бриллиант. — В старших классах мои родители получили новую квартиру. Казалось, наши пути никогда не сойдутся, но жизнь решила по-другому. Мне было чуть больше двадцати, когда я вновь с ним встретилась и … не узнала. Он стал совсем другим. Я полюбила парня по кличке Шокар.

— Я знаю, почему вы пришли, — заполнила паузу докторша, — чтобы поговорить о том, кто вам был по-настоящему дорог.

— Так и есть. Несколько лет брака, годы предчувствия беды. Город уже переполнился накаченными парнями в спортивных костюмах, коротких кожаных куртках и рыночных кроссовках. Рынок был повсюду, везде шла продажа. Смерть тоже продавалась. Стреляли в подвальных «качалках», кафе, автостоянках, ночных клубах и даже лифтах. Подрывали в автомашинах, квартирах, загородных домах. Закапывали на островах, лесу, дачных участках. И это делал мой муж со своим самым близким другом. Он-то и привел моего парня в бригаду, назвав своей правой рукой, определив его судьбу. Закир – его знает весь город.

— Закир, — нахмурилась докторша, — знакомое имя.

— Это не имя, а кличка.

— Да- да, профессиональная память не подвела! Слышала от мамы – она работает гинекологом в самой лучшей клинике города. Пару раз, во время дежурства она делала аборты по просьбе коллеги. Так вот, женщины шли «от Закира». Все-таки, тесен мир медицины.

— Можно чаю, что-то сушит от сигарет, — попросила вдова.

— Конечно, могу и кофе заварить. Сейчас уже нет дефицита – не прежние времена.

Комната мгновенно наполнилась терпким запахом свежесваренного кофе. Отхлебывая его, посетительница сказала: — После смерти мужа я никак не могла смириться – выла в пустом доме. Ночью щупала рядом подушку, нюхала его рубашку, вспоминала, как по утрам просыпалась в кольце его крепких рук. Даже запах пота был родным. Потом начала выспрашивать вдов: куда они девают вещи убитых, как с ними расстаются?

Аппаратуру на рыночной площади, вероятно, наладили. Разрозненные восклицания «раз, два, три, как слышно» сменила бравурная музыка. Был уже полдень. На улице припекало. Лето оказалось живучим, отказываясь умирать. Деревья за окном, пыльные и уставшие, покорно подставляли свои кроны под жгучие лучи солнца, защищая прохожих.

— День необычный, — задумчиво произнесла докторша. – Что-то тревожное ощущается в воздухе, какое-то ожидание.

— У вас чуйка, — криво усмехнулась ее собеседница. – Особое чутье. Сегодня действительно необычный день. Вся городская милиция стоит на ушах. У них это называется «полной боевой готовностью». А все потому, что братки собрались хоронить Закира. Его убили несколько дней назад. Нашего предводителя, нашего кормильца. Вот и я получаю деньги из общака, правда, до тех пор, пока не выйду замуж.

Наклонив голову над чашкой, докторша замерла, будто вслушиваясь в себя, потом подняла глаза и пристально посмотрела на «даму в черном». После глубокого вздоха внятно произнесла:

— Никогда не знаешь, что спрятано в глубине. Темная сторона, изнанка личности. Там перемешаны любовь и ненависть, радость и печаль, преданность и предательство. Неразлучные друзья Шокар и Закир, с которыми прошло ваше детство… Вас не было здесь после смерти Шокара, потому что оставался Закир. Вы в черном. Вы плачете. Скоро похороны. Закира закопают. Вы бросите в могилу цветы.

Сколько лет он был вашим любовником?