blackside

Как всякий мегаполис, Москва середины двадцатого века представляла собой разномастное сочетание архитектурных шедевров с одноликими серыми домами (раньше их называли “доходными”), творческих авторских изысков с наспех возведенными строениями послевоенных лет, уютных дворянских особняков с преходящим в упадок утлым зодчеством окраин. Именно после войны столица дала пристанище потоку приезжих, осевших в сталинских коммуналках.

Шестидесятые-семидесятые годы отметились на плане города бесконечными рядами новостроек, которые, как плесень, кольцом оцепили город, ухитряясь проникнуть и обезобразить его центральную часть. Второй волне хрущевско-брежневских иммигрантов многоэтажные близнецы казались  чудесными дворцами, способными защитить их от унизительного социалистического существования в полуголодной провинции, вскармливающей свою столицу.

Восьмидесятые вместе с олимпиадой принесли с собой гостиничные комплексы, столь необходимые мегаполису, так как город задыхался от притока приезжих. Впрочем, в начале девяностых жилищные проблемы не только не решились, но еще более осложнились – вместе с распадом империи толпы обнищавших, растерянных людей ринулись в поисках своей второй родины в первопрестольную, заселяя гостиницы и общежития, заполняя их гортанной чужеземной речью. В Москве творилось столпотворение народов сродни вавилонскому. В мутных водах безвременья на дне города оседали рядовые «бойцы» и главари преступных группировок, «шестерки» и «авторитеты», те, кто скрывался от закона, и те, кто бежал от своих подельников по криминальному промыслу. Москва из «златоглавой» стала «бандитской».

В тот незапамятный зимний вечер середины девяностых, трое молодых парней, подняв воротники черных кожаных курток, быстро шли по затемненной московской улице. Становилось морозно. Один из них зябко потер покрасневшие уши и ускорил шаг; двое других, надвинув на лоб черные шапочки,  поспешили за ним. Наконец, они вошли во двор стандартной  многоэтажки.

— Где-то здесь, — коротко сказал тот, что шел впереди. Он был коренаст, невысок ростом, спортивен и упруг. Невзирая на холод, на нем не было ни шапки, ни шарфа – в распахнутом вороте куртки виднелась тельняшка.

— Да нет, в другом дворе, — усомнился его приятель. – Я целую неделю их искал, два дня пас у подъезда, точно говорю, не здесь.

— Матрос, это не тот двор, — присоединился третий, — хотя темно, черт его знает, может, и тот.

— Заткнитесь оба! – приказал парень в тельняшке,  уверенно войдя в подъезд. Поднявшись на лифте, он вышел на площадку и позвонил в одну из дверей.

— Кто? – послышался глухой голос.

— Открывай, свои, —  ответил парень, встав напротив смотрового глазка.

Дверь открылась, за ней стоял тот, кто снимал квартиру.

— Матрос! – воскликнул он.

— Здравствуй, Карим. – Они по-братски обнялись.

В комнате за накрытым столом сидел второй.

— О, какие люди! – развел он руками.

— Привет, Рифкат, — в ответ улыбнулся Матрос и крепко пожал ему руку. – Я не один.

Двое вошли и молча встали у стены.

— Ты от Шаха?

— И да, и нет. Ты поднял очень серьезные вопросы, их так просто с кандачка не решают. Надо обсудить.

 

 

— Куда?! – глаза Матроса наполнились бешенством. – Первые за стол садятся старшие, а вы принесите что-нибудь пожрать.

Парни вскочили и поспешили к выходу. Один из мужчин, которого звали Карим , налил всем водки. Протянув рюмку Матросу, он сказал:

— Выпьем за перемирие! Временное, конечно, потом мы с Рифкатом  уйдем.

— Еще поговорим, — махнул рукой Матрос, расслабленно развалившись на диване.

Все закурили. В тишине послышался его голос.

— Пацаны, а помните как в школе мы «замочили» одного придурка?

— Замочили! – хохотнул Карим. — В прямом смысле! Мы мочились на него, а он мочился под себя. Вот тогда, Матрос, ты и приобрел вкус к этому занятию.

— Какому? – спросил гость, наливая еще водки.

— Ну, устраивать мочилово.

— А, вот ты о чем. Нет, братан, я этому научился в армии, пока служил в доблестных десантных войсках. Все ругают дедовщину, а я считаю, что не надо идти против законов природы: сильный уничтожает слабого – морально и физически.

— Круто! Недаром носишь тельняшку!

— Карим, у тебя короткая память, тельник я носил ещё в школе.

Братья прикурили — один у другого.

— Ты был самым крутым, хоть и моложе нас на два года.

— Потому и поднялся, — ответил Матрос. – Шах оказывает мне особое доверие, а его характер вам известен.

В комнату вошли двое с разноцветными пакетами и бутылками водки.

— Устроим пир! – воскликнули братья, присаживаясь к столу,  жестом приглашая к ним присоединиться.

Когда было выпито три бутылки и все слегка захмелели, Матрос спросил:

— Отгадайте, кого я сегодня утром встретил?

Близнецы с улыбкой пожали плечами.

— Того придурка! – Матрос, то ли от жары, то ли от возбуждения снял тельняшку.

— На кого мы мочились? – изумленно воскликнул Карим.

— Это вы мочились, а я занялся им поплотнее, — самодовольно ответил Матрос.

— Помните, его приятель, такой же ботаник, обделался от страха?

— Мы его удерживали в углу, чтобы не мешал – этот очкарик рвался на помощь, а потом как-то весь обмяк. Ну и что с тем придурком, которого ты отделал?

— Представьте себе, живет в Москве, работает на телевидении, но что-то мне подсказывает, что женщин он больше не хочет.

Все захохотали. Карим и Рифкат, не сговариваясь, подняли рюмки.

— Кто скажет? – спросил Рифкат.

—Говори ты, —  ответил Карим.

— Ладно, давайте выпьем за дружбу: ту, что возникает в детстве, цементируется в молодости и продолжается всю жизнь.

Мужчины чокнулись и залпом выпили.

— Где-то я слышал слова: “Старая дружба не ржавеет”, — сказал Матрос.

— Это не о дружбе, а о любви, — заметил Рифкат. – Знаете, а ведь я подростком влюбился, да так, что соображать перестал – только и видел, что ее глаза, челку, короткую юбку. — Его губы растянулись в сентиментальной улыбке. Было заметно, что он порядком  захмелел.

— Ага, а под юбкой белые трусы, — хохотнул его брат.

— Что-то я не помню эту историю, — поднял голову Матрос. – Я ее знаю?

Братья дружно засмеялись – они все делали дружно.

— Тебе покажи – тут же отобьешь. Мы тогда были все заняты – делили асфальт с другими улицами.

—  Про эту часть нашей жизни я сам тебе расскажу в красках, ты не увиливай. Я ее знаю? — нетерпеливо перебил Матрос.

— Нет, она не с нашего района. Жила на отшибе – поселковая, Дана.

Близнецы заговорщицки переглянулись и подмигнули друг другу.

— Слышал про такую, имя запоминающееся. – Матрос  скабрезно ухмыльнулся. – С ее братьями имел одно дело. Девка крутая, отмороженная, ничего не боится. И что, вы, как ботаники, только мечтали о ее белых трусах?

— Ждали, пока подрастет, — ответил Рифкат. — Не хотели неприятностей,         все- таки ее братья – из серьезных.

— Что значит “ждали”? Оба,  что ли?

—Ну да, — недоуменно пожал плечами Карим. – Мы же очень похожи, она и не заметила.

Пришедшие гости захохотали, откинувшись назад и вытирая слезы. Смеялись долго.

— А теперь скажу я, – внезапно став серьезным, поднял свою рюмку Рафкат. – Мы с братом решили отделиться, создать свое дело. Матрос, ты учился с нами в одной школе, жил в одном районе, на одной улице, в соседнем дворе. Твоя мама перевязывала мою голову, когда меня ударили монтировкой. Мы как родные братья.

В комнате наступило молчание. Матрос ковырял вилкой в селедке, не поднимая глаз и думая о чем-то своем.

На помощь брату пришел Карим:

— Уходи от Шаха! Он истребляет все вокруг, никого и ничего не прощая. Уничтожит и тебя. Предсказать его невозможно.

— Это будет предательством, — медленно ответил Матрос. – Вы знаете, сколько мне было, когда он взял меня к себе? В малолетке, сосунке, Шах разглядел того, кем я стал сейчас. — На мгновение его взгляд смягчился. — Я ему многим обязан. В одном вы правы: Шах никому и ничего не прощает.

Выхватив пистолет, Матрос в упор выстрелил в Рифката. Карим, мгновенно вскочив, бросился в коридор. Выпущенная вдогонку пуля застигла его у самых дверей. Матрос вздохнул, вернулся к столу, выпил водки, заел остатками рыбы. Повернувшись к застывшим от неожиданности подельникам, он рявкнул:

— По пуле, в голову, каждый, живо!

Когда все было кончено, он скомандовал:

— Раздевайте их, одежду складывайте в пакеты, а самих тащите в ванную.

Парни, как сомнамбулы, беспрекословно выполняли приказы. Первым в ванну они уложили Карима.

— Тело — отдельно, руки — ноги – отдельно, голову – тоже.

Уложив Карима в клетчатую сумку, они принялись за его брата. Матрос жестом их остановил и присмотрелся к розовому шраму на голове убитого.

— Следы от монтировки, — пробормотал он, —  Рифкат не врал.

Было уже далеко за полночь, когда они сложили сумки в прихожей и все помыли в квартире.

— Даже если останутся какие-то отпечатки, то к делу их не пришьешь. Нет тела – нет дела, как любит говорить Шах.

Защелкнув за собой двери, они тихо спустились вниз и вышли в морозную ночь. Никто не обратил внимания на неприметных парней в черном с огромными клетчатыми сумками – пол-России ходило с такими. Они сели в Жигули, где у руля, накинув ватник, спал в ожидании четвертый.

—А я уж решил, что ты передумал, Матрос, — сказал водитель машины. — Все-таки друзья детства.

— Они бы сделали то же самое, — был ответ.

***

Прошло десять лет. Многое изменилось с тех пор: из лексикона постепенно исчезло слово «рэкетир[1]», сменившись на почетное слово «рэйдер[2]»,         залихватский вульгаризм «беспредельщик» сменил осторожный термин «коррупционер». Москва постепенно превращалась в европейский город, в котором по утрам можно было видеть манагеров высшего и среднего звена – «белых воротничков» с кожаными портфелями известных фирм и холодно-любезными профессиональными улыбками; работников бесчисленных министерств, ведомств и официальных учреждений, составляющих армию  «госслужащих»; мелких предпринимателей и рабочих из подмосковья.

Даже незаинтересованному наблюдателю становилось очевидно, что столица переживала строительный бум с появлением новой архитектуры, фешенебельных районов, умопомрачительных для рядового москвича пентхаузов. С карты Москвы исчезли  дешевые гостиничные комплексы, в которых мог заночевать бедный командировочный, и только отдельные номера в ведомственных гостиницах сохраняли смешные для наступивших времен расценки.

В одном из таких номеров поздним вечером пили водку двое мужчин. Трудно было представить более контрастных людей, чем эти припозднившиеся собеседники: первый – высокий, сутулый, рыхловато-полноватый, с близоруким взглядом за толстыми стеклами очков, неуверенной улыбкой, устаревшей прической стиля пятидесятых — являл собой типичный образчик тридцатипятилетнего интеллигента старых, доперестроечных времен; второй – невысокий, крепко сложенный, ловкий в движениях, быстрый в реакциях — напоминал бывшего десантника. По виду они казались ровесниками.

В комнате от выкуренных сигарет висел плотный дым. На столе между  ополовиненной бутылкой и неопрятной пепельницей примостилась нехитрая закуска, пустая водочная емкость уже нашла свое прибежище в гостиничной урне.

— Давай, я тебя буду называть Интеллигентом, — пьяно хохотнул невысокий. — Как в комедии Шурика звали Студентом. Помнишь? А могу и Шуриком, если хочешь.

— Нет, уж лучше Интеллигент, — ответил его собеседник, поправляя очки.

(“Дурак, хорохорится, еще не понимает, что это конец”, — подумал он. — Думает вывернуться, откупиться. Пусть покуражится напоследок, главное — найти трупы, или то, что от них осталось.”)

— Ладно, Интеллигент, зови меня Матросом — это моя детская кличка, отчим носил тельняшки, а я по бедности их донашивал. Крутой был мужик, свирепый, каждый день меня лупил, но научил главному — сила выше правды. Может, поэтому я пошел в десантники —  там мы тельников не снимали.

Он прикурил очередную сигарету и наполнил рюмки. Собеседники выпили не чокаясь. Матрос пьянел быстро — в отличие от напарника, который лишь слабо улыбался, глядя недоверчиво- настороженным взглядом.

— А тебе от начальства не нагорит? Все-таки с убийцей пьешь, я ведь могу и того… — Матрос, ёрничая, ухмыльнулся.

— Не можешь, ты же любишь свою дочку, — слабым голосом ответил Интеллигент.

(“Почему послали меня? Специалистов с высшим юридическим   пруд пруди. Может, пронюхали, что я знал его раньше? Вряд ли. Перед отъездом начальник попросил улыбнуться, а потом задал дурацкий вопрос: “Как это у тебя получается?”. Насмотрелся голливудских фильмов, старый осел”).

— Дочка… — В голосе Матроса прозвучала неподдельная нежность — Ты хоть и мент, а умный, знаешь, чем зацепить. Слушай, а как ты попал в органы? Внешне чисто “интеллигент”, или это только видимость?

— Нет, не видимость, – последовал ответ. – Родился в деревянной двухэтажке самой старой части Казани. В начале века эта улица считалась богатой, престижной -там купечество строило каменные дома, открывало магазины и лавки, но к концу века она пришла в упадок. Родители-ученые, бабушка с вкусными пирожками, напичканный книгами дом. А потом была школа по соседству, больше напоминающая заведение для малолетних преступников. Все одноклассники жили в послевоенных бараках.

— Так и я родился в таком бараке, и все мои друзья тоже, — оживился Матрос. – Да-а, не туда ты попал, парень. В моей школе тоже учились два придурка, которые не хотели дружить с нами, так мы их наказали. Особенно получил один из них – больно нос задирал, медалист хренов. Видите ли, не захотел водиться с “группировщиками”. Я восстановил справедливость – после этого никто не захотел водиться с ним. Даже его приятель.

Матрос поднялся, слегка пошатываясь, подошел к окну, рывком дернул за ручку. Комната наполнилась свежим влажным воздухом и гулом автострады. Его собеседник предусмотрительно встал рядом.

— Дураки были, — задумчиво сказал Матрос, вглядываясь в освещенную улицу, — Сейчас бы все сначала, да поздно, пол жизни прожито. Видно, судьба такая. — Он нагнулся над подоконником и вдохнул ночную прохладу.

(“Расчувствовался,  — подумал Интеллигент, — как бы ни выбросился вниз”)

Неожиданно в тишине прозвучало: — Хочешь знать, где Карим и Рифкат?

В комнате с минуту были слышен лишь уличный гул.

— Они зарыты в … — Грохот асфальтоукладчика заглушил его слова, но Интеллигент, весь превратившись в слух, уловил то, зачем приехал в Москву. Для подстраховки он быстро переспросил, не давая Матросу опомниться и выйти из состояния «покаяния». Потом они долго курили, думая каждый о своем. Первым прервал молчание Интеллигент:

— Знаешь, почему меня послали за тобой? Не догадываешься?

— Нет, — пожал плечами Матрос.

— Мы ведь раньше были знакомы.

— Ты ошибся, — покачал головой убийца. — У меня отличная память на лица, я бы запомнил.

— Ну, ошибся, так ошибся, — не стал возражать Интеллигент.

Комментарии можно оставить в разделе "Отзывы"